однако годы спустя вечноживущие тетушки, навещая ее, признавали, что на девочке с тех самых пор нет лица, да и клыки словно бы притупились.

Оставаться в несчастливой коте охоты не нашлось ни у одного, пожитки были собраны моментально, и воссоединившееся семейство отбыло снова на юг.

Далее была Гренгия, где Тайанне была представлена ко двору местного герцога и какое-то время занимала пост придворного магика, а Хастред подвизался то на лесопилке, то молотобойцем при кузнице, иногда в порту, разгружая проходящие по ближайшей реке баржи, ходил в ночные патрули с целью отлова когда воров, а когда и лесных тварей, выползающих к городу. Огромным облегчением для него стало то, что супруга теперь была постоянно при деле и в меланхолию ее больше не валило, а самому ему было хорошо где угодно, где кормят, поят и ты сам себе хозяин. И все бы было хорошо, если бы спустя полгода эльфийка, засидевшись на рабочем месте до глубоких потемок, не поджарила крадущегося в ночи субъекта, оказавшегося никаким не вражеским шпионом (да и какие шпионы в этой Гренгии, если вдуматься, ведь никаких секретов кроме огненной начинки гуляша у них отродясь не было, зато секретов этого самого — в каждой таверне свой, все бы даже Чумп красть замаялся), а страстным полюбовником. Опять же и это бы как-нибудь разрулилось, но полюбовник был не абы чей, а самого герцога. Скрыть бы это... но вот беда, у эльфов как выясняется такие штуки в порядке вещей, вот Тайанне и вынесла, не подумав, итоги следствия на вседворовое обозрение. И герцог, враз и амурный интерес утратив, и репутацию праведного мужа, осерчал не на шутку. Сердиться на вспыльчивых огненных магичек, надо заметить — предприятие рисковое, а бросаться затыкать им рот собственной изнеженной ладошкой так и вовсе опрометчиво — они, как оказалось, могут огнем и из носа дыхнуть, да так, что вместо властной длани в дорогих перстнях будет сплошная угольная чушка, тянущая на государственную измену как с куста. Пока царедворцы принимали меры и решали промеж собой, не западло ли поддерживать герцога таких нравов, что в приличном остроге и то рядом не посадят, Тайанне успела, задрав чинную юбку, метнуться со двора и затеряться в городе.

Благочинные гренгийцы решили таки нетрадиционного своего коня на переправе не менять, а стало быть отрядить вдогон за беглянкой и изменницей здешних лихих кирасиров. А также послать за каким ни есть летописцем, чтоб придумал, как бы так представить дело, будто она насквозь виновата, а герцог весь в белом и прям мужчина. Зная, что один такой писарчук как раз прибухивает в кабачке у пристани, неосмотрительный служка туда метнулся и сбивчиво описал задачу целевому субъекту, оказавшемуся, надо ж так случиться, все тем же Хастредом. Таким образом звезды сошлись... Ну, то есть обозначились — сходились они по запарке долго, обе описали не один круг по городку в поисках друг друга, причем за Тайанне осталось с полдюжины пожарищ (когда ты, по сути, живой огнемет — все вокруг выглядит мучительно похожим на кострища, ага), а за Хастредом где-то десяток ретивых загонщиков с проломленными грудинами и раскроенными черепами. В конечном итоге подвернулась уходящая на юг ладья, на которую удалось попасть, прыгнув с моста. Назойливые кирасиры некоторое время преследовали ее по берегу, ломая конские ноги и теряя подковы, пускали арбалетные болты, грозились пиками и сулили странное. Когда же капитан выразил готовность привалить к берегу и дать разобраться между собой, почему-то отстали и пропали из виду.

Стоило это приключение кучи всякого домашнего скарба, но по чести Хастред был только доволен, потому что жизнь по его гоблинскому представлению примерно так и должна выглядеть. Тайанне же осталась в искреннем недоумении насчет лицемерия этих ненормальных хумансов, которые с одной стороны очень хотят быть как прогрессивные эльфы, а с другой стороны убить готовы за то, что их в этом поддерживают.

В Укурции были красивые приморские пейзажи, но местный этнический колорит вызывал у Тайанне недоумение, а Хастред быстро начал чувствовать себя лишним на таком празднике жизни, как укурецкий базар — поскольку на нем говорят все и сразу, а местное искусство торговли, в ходе которого участники не столько совершают товарно-денежный обмен, сколько между собой знакомятся и сближаются, ему показалось лишним и совсем непривлекательным. Надолго не задержались и здесь. Стоило Хастреду насобачиться ковать кривые сабли под руководством косноязычного, а потому неболтливого кузнеца, как Тайанне устала паковаться в тутошние многочисленные лиги тканей и опять показала характер. Вместо того, чтобы по требованию общественности спрятать в мешкоподобное одеяние свои бесстыжие лодыжки, запястья и, главное, буйную гриву рыжих волос, она пресловутую общественность злобно обшипела и перешла на одежду в духе победившего феминизма — рейтузы в обтяжку, короткая юбка, блуза, вызывающе распахнутая чуть ли не до пупа, хотя стоит признать, что эльфийские каноны красоты извлекают абсолютный минимум пользы из глубоких вырезов. Укуркам, впрочем, хватило самого принципа. Состоялся скандал, слово за слово, и отряженная городской администрацией группа воинов с самым решительным видом прибыла к резиденции возмутительницы спокойствия. Хастред поспешно метнулся встречать гостей в надежде тучи развести руками, но инструментарий разрешения конфликтов оказался неожиданно ограниченным, поскольку здешние стражники наотрез отказались напиваться вдрабадан. Тутошние инучеры вообще оказались ребята под стать тем драуграм — может, внутри у них и бились какие ни на есть пылкие сердца, но никаких признаков этого они не демонстрировали, а стояли навытяжку и глядели сквозь него, словно он был прозрачен как горный хрусталь. Дипломатия (ну ладно, чего вы. У гоблинов и троллинг — дипломатия) разбилась об их глаза навыкате, как графин из пресловутого хрусталя. Более того, суровый пышноусый ода-баши предпринял попытку попрать гоблина своим табельным верблюдом, дабы оттеснить с дороги и добраться до виновницы торжества, по которой как раз плакал горючими слезами зиндан. Хастред вынужденно потеснился, но тут же собрался с мыслями и втащил верблюду по соплям. А когда верблюд грохнулся на колени, совершенно машинально втащил по соплям и самому ода-баши, вложив в этот упрек всю обиду за отказ преломить с ним полбаночки. А там уже поздно было объясняться, потому что инучеры повытаскивали свои симетерры и предприняли в отношении дерзкого гяура вполне конкретный газават. Так ввечеру возвещали в порту глашатаи, объясняя