мероприятия, были несколько учительниц из той же школы, где Настя и сама преподавала в младших классах. Сын Костя не смог присутствовать из-за того, что незадолго до этого отбыл к месту прохождения учебы. Присутствовать не смог, но зато прислал довольно теплое видеопоздравление матери и своему теперь уже, как бы отчиму, снятое им на камеру собственноручно. Бывшая жена Афанасьева — Аглая не сочла для себя возможным присутствие в кругу людей, которых она считала своими обидчиками, поэтому на приглашение дочери устно ответила сухим поздравлением и пожеланием всего наилучшего. Знала бы она, как в этот момент с тайной радостью перекрестился ее бывший супруг, проживший с ней более сорока лет. И дело было даже не в том, что расстались они в результате никак не красившей обе стороны кляузной тяжбы за несуществующие миллионы, а просто у Афанасьева, как у всех флегматиков сложилось стойкое убеждение в отсутствии каких бы то ни было перспектив по возврату в прошлое. Такие люди, если закрывают за собой двери, то это уже навсегда.

Ко всему прочему, он не утратил надежды попробовать на склоне дней начать новую жизнь. «Нет, ну а что?! Дочку пристроил, вон гляди, как от счастья вся прямо светится. Не смотри, что вот-вот сороковник отпразднует. Внук вот еще, не сегодня, так завтра приведет невестку в дом, опять же» — рассуждал он про себя, глядя на счастливые лица дочери и зятя. Всех вроде пристроил. У старших внучек, что живут в Санкт-Петербурге, тоже все в порядке, как рассказывает тёща, с которой он периодически общается по телефону, несмотря на разрыв с ее дочерью. Самое время подумать и о себе, и о не радужных перспективах маячившей на горизонте одинокой старости. А ведь ему еще далековато до состояния развалины. Былая мужская сила все еще давала о себе иногда знать, и тогда он ворочался до утра в своей постели, будто искал чего-то, но не находил. В эти томительные часы до утра он неложно чувствовал, что еще может удовлетворить невзыскательные потребности женщины средних лет. И сам себя ловил на мысли о той мимолетной встрече с буфетчицей из столовой в Ясенево. «Сама ведь намекнула. За язык-то никто ее не тянул. Значит и я, невзирая на свой возраст еще способен привлечь к себе внимание симпатичной женщины» — перебирал свои мысли Афанасьев, как монах четки, перед тем как забыться в коротком предутреннем сне. Уверенности в этом ему добавило знакомство с личным делом этой самой Вероники, что так растревожила его сердце.

После удачно сложившейся поездки в Белоруссию у него наконец-то нашлось время, чтобы внимательней ознакомиться с подноготной общепитовской прелестницы. За пару дней до свадьбы дочери он решил все-таки прочитать заветное содержимое ящика своего письменного стола. Личное дело состояло из двух папок. В первой хранилась информация биографического свойства с глубоким анализом психологического портрета лица, которым так внезапно заинтересовались спецслужбы. А во второй папке находился отчет о повседневной жизни наблюдаемого объекта со всеми контактами, перемещениями и прочими составляющими обыденного существования. Когда несколько дней назад все-таки получилось выкроить время для ознакомления с досье на интересовавшую его особу, на него вдруг накатила необъяснимая робость, и он никак не мог открыть папку от того, что его пальцы подрагивали от некстати проснувшегося страха. Даже находясь наедине с собой ему было жутковато от осознания того, что вот он сейчас откроет это личное дело с лаконичными и бесцветными фразами и вдруг выяснится, что все его мечты и грезы — всего лишь плод больного сознания. А та, о которой он вздыхал по ночам, спокойна и счастлива в браке с каким-нибудь из сотрудников СВР и воспитывает одного, а может быть и двух детей, и всем она довольна, и ничего-то ей не надо от жизни. Ко всему прочему он не без оснований опасался того, что Вероника могла оказаться, как его предупреждал Костюченков, специально натренированной «медовой ловушкой», взращенной в недрах СВР. Но все оказалось гораздо прозаичнее. К своему глубочайшему удовлетворению он не нашел в ее деле ничего такого, что бросало бы хоть малейшую тень на ее репутацию. Из сухопарых строк досье Афанасьев узнал, что Вероника Степановна Керженцева, в девичестве — Уварова родилась и выросла в селе Архангельском Каменского района Тульской области. От роду ей было 38 лет, что немало обрадовало Валерия Васильевича. Очень уж он опасался связываться со слишком молодой особой, хотя на вид никто бы ей не дал больше тридцати. Факт того, что она была ровесницей его младшей дочери, не давал ему в некоторой степени окончательно чувствовать себя стариком. «Ну и что из того, что она мне в дочки годится? Ведь не во внучки же, в конце концов! И то, слава Богу!», — рассуждал он про себя, листая машинописные листы ее личного дела. Отца с матерью у нее не было. Вернее они были, но рано ушли из жизни, погибнув в автокатастрофе. Поэтому до своего совершеннолетия она находилась под опекой у своей родной тетки — незамужней и бездетной, которая и заменила собой мать и отца. Окончив в 2001 году Тульский кулинарный техникум, она решила перебраться в столицу, намереваясь устроиться на работу в один из московских ресторанов, остро нуждающихся, по ее мнению, в молодых и талантливых кулинарах. Мечтам, однако, осуществиться не удалось. Поэтому пришлось довольствоваться работой в одном из придорожных кафе, что в обильном количестве расплодились вдоль Каширского шоссе. Здесь она и встретила своего будущего мужа — Арсения Керженцева — сотрудника специального подразделения военной разведки. После недолгих ухаживаний, молодые сыграли свадьбу и переехали в Москву, где у Керженцева была, хоть и небольшая, но своя квартира. Муж неплохо зарабатывал, поэтому у Вероники не было никакой нужды искать приработок, и она могла всю себя посвятить обустройству семейного гнездышка. Супруги души не чаяли друг в друге и старались все свободное время проводить вместе, несмотря на то, что в силу специфичности своей профессии, ему частенько приходилось отлучаться в командировки, о которых он ничего не рассказывал. Да и вообще, о своей работе он всегда либо ничего не говорил, либо отделывался общими и малозначимыми словами. Военную форму муж никогда при ней не надевал, но в платяном шкафу находилось сразу несколько ее комплектов, причем с петлицами абсолютно разных родов войск на воротниках, что приводило в недоумения даже такую далекую от военной службы женщину, как Вероника. Сослуживцы мужа, иногда заглядывавшие к ним в гости, и всегда одетые в штатское, также не вносили ясности в этом вопросе. Вероника начала было подозревать супруга в работе