Должен признаться вам, что никакой черной коробочки у меня нет.

— А этот сигнал, который вы записали на пленку из города Сиднея в Австралии? — Я в упор уставился на него. — Это же ведь реальная вещь?

— Я позвонил по междугородному и попросил их в Австралии передать для меня сигнал времени, — терпеливо объяснил он. — Что тут странного?

— Сумасшествие! — воскликнул я.

— По почте вам уже направлен чек, — торопливо продолжил он. — На три тысячи баксов — за оказание специальных услуг. О'кей?

— О'кей, — отозвался я.

Он с ликованием причмокнул:

— Вы все еще злитесь на меня, потому что я надул вас оба раза, да?

— Оба раза? — переспросил я. — Это как?

— Первый раз как телефонный аноним, а второй как мой собственный брат, так ведь? — Он с гордостью опять причмокнул. — Ну как?

— Манни, — сказал я, — в случае с телефонным анонимом имеется элемент гениальности в выдумке, и вы, конечно, надули меня. Но ваша попытка выдать себя за своего брата отнюдь не провела меня.

— Вот как? — Он агрессивно выпятил подбородок. — О'кей! Коль уж вы такой чертовски умный, скажите, в чем я ошибся?

— Вы дали промашку: не знали, что у двух братьев может быть одна и та же мать! — с прискорбием ответил я ему. — Такую ошибку может совершить только один человек на всем свете, и это вы, Манни!

Его глаза расширились до невероятных размеров за стеклами очков, когда он открыл рот, чтобы сказать что-то. Но вдруг передумал. Его канцелярский стул решительно повернулся, и он опять уставился в широкое окно со сплошным стеклом, сидя ко мне спиной.

— А единокровные братья? — вопрошающе произнес он.

— До свидания, Манни, — попрощался я с ним. Я вышел в приемную и увидел, что златокудрая красавица с роскошными волосами, ниспадавшими чуть ли не до талии, стояла возле письменного стола. Впервые я увидел ее во весь рост, и картина стоила того, чтобы посмотреть на нее вторично. Она была высокая, и мини-юбка на ней обнажала великолепные ноги в черных чулках, которые, казалось, не кончаются.

— Не думаю, что мое место на пляже, — сказала она. — Даже когда он освещен солнечными бликами. Поэтому давайте лучше встретимся у вас дома, если вы не возражаете, конечно. — Она медленно улыбнулась, и ее оттопыренная нижняя губа слегка дрогнула. — Мне известно, что вы владеете домом на Беверли-Хиллз, мистер Холман, потому что знать это входит в мои обязанности. Это первое, о чем рассказывает уходящая секретарша вновь пришедшей.

— Ванда Спокейн, — смиренно обратился я к ней, — вы сильно опередили меня.

— Мистер Крюгер считает, что это было бы неплохо, — продолжала она, — если я не возражаю. Вроде премии за оказанные услуги, по его словам, и значительно более привлекательной, чем просто чек. Я ответила ему, что не возражаю, потому что все его предыдущие секретарши прошли через Рика Холмана, и я не вижу каких-то основательных причин для того, чтобы стать исключением.

— Вы хотите сказать…

— Вот именно! — Ее большие карие глаза опять стали скромными и невинными. — Поэтому почему бы нам не поехать к вам домой, не выпить, не пообедать… и все остальное?

— Действительно, почему бы не сделать всего этого? — нетерпеливо подхватил я.

— У меня небольшая проблема, — оговорилась она. — Как на улице погода?

— Вы смеетесь? — отозвался я. — Вы знаете, что спрашивать о погоде — значит наносить оскорбление городу ангелов! Погода на улице просто великолепная! Безбрежное голубое небо, солнечный свет, пробивающийся через дымку…

— Ветра нет?

— Никакого ветра, — заверил я ее.

— Даже небольшого дуновения? — с беспокойством спросила она.

— Мертвая тишина, — ответил я. — Ни один листок не шелохнется на ветвях деревьев.

— Очень рада, — сказала она. — Мне не хотелось бы простудиться.

— Исключено, — успокоил я ее.

— Просто девушка должна проявлять осторожность, — пояснила она безмятежно. — Я хочу сказать, что даже слабый ветерок может оказаться опасным, когда на ней под этой мини-одеждой ничего нет, кроме черных чулок и узенького красного пояска для резинок.