А. ВЕРЕСОВ НЕВСКАЯ ЛЕГЕНДА

Этой повестью завершается многолетняя работа. А начиналась она так.

В январе 1943 года в качестве военного корреспондента я находился в армии, прорывавшей блокаду Ленинграда. Блокада прорывалась там же, где она замкнулась пятьсот дней назад, — под Шлиссельбургом.

С берега заснеженной Невы, через которую только что прошли пехота и танки, я увидел старую крепость на острове. В ней сохранились только древние, новгородской кладки, стены.

Шесть веков стенам Шлиссельбургской крепости, ее башням и амбразурам. Казалось, они давно уже стали достоянием истории, музейной тишины. Но крепость вела огонь, поддерживая атаку.

Эти часы и дни, эти залпы будто заревом осветили прошлое острова в начале Невы. То прошлое, которое знакомо каждому со школьных лет. Около двух с половиной веков назад здесь воевали гвардейцы Петра. Всего только двадцать пять лет прошло с тех пор, как здесь же была перевернута одна из пламенно ярких страниц Великой Октябрьской революции. Сейчас, на моих глазах, огнем писалась новая боевая глава Великой Отечественной войны.

В моем блокноте сохранились записанные в тот день слова: «Пядь родной земли». Тогда я еще не знал, что будет значить для меня эта торопливая карандашная строка.

К «шлиссельбургской теме» я вернулся после войны.

Многие годы собирались материалы по истории Шлиссельбурга. Все книги. Все доступные мне рукописи. Документы, хранящиеся в архивах Москвы и Ленинграда. Незабываемые встречи с живыми участниками революционных и боевых событий. Наконец, самое замечательное — слово народное, изустные предания, легенды, которые и посейчас живут в Приладожье…

Сначала была написана повесть «Орешек» — о событиях, ближайших к нам, о героической обороне острова в пору Отечественной войны. Повесть вышла в свет в 1961 году.

Вторая повесть — «Конец русской Бастилии» — была опубликована в 1964 году. Она — о «Шлиссельбургской республике», о великом Октябре на Ладоге.

И вот третья повесть — «Невская легенда» — о делах и днях далеких и необыкновенно близких нам, об Орешке, крепости на пути «из варяг в греки», о Северной войне, о великой стране, вышедшей к морю, о начале города в устье Невы, о простых людях, солдатах российских.

Каждая из трех повестей совершенно самостоятельна по сюжету. При неповторимом различии эпох, событий и судеб все три работы об одном — о народном подвиге на Неве на протяжении почти двух с половиной столетий.

«Невская легенда» в ряду шлиссельбургских повестей написана последней, но хронологически является первой. С нее начинается рассказ о «пяди родной земли».

А. Вересов.

1 В ПОХОДЕ

1. УРОЧИЩЕ МОХОВОЕ

Долог путь к Орешку. Не скор и тяжек. Но пройти его надо, чего бы то ни стоило…

Всю ночь повозка Сергея Леонтьевича Бухвостова пробиралась сквозь Хотиловские леса. Родион подремывал на козлах. Васенка смотрела на черные, будто нехотя расступающиеся деревья. Она придумывала сказку. В сказке жили злые палачи — кнутобойцы. Они протягивали к Васенке лапы, норовили побольнее хлестнуть. За шумом деревьев слышны были их настигающие голоса.

Но что это? Мелькнул огонек и погас. Снова мелькнул, но в другом месте. Огонек не один, вот еще и еще…

Васенка закрыла глаза ладонью. Потом глянула в щелку меж пальцами. Огоньки были не в сказке. Они и взаправду светились. Девочка растолкала Бухвостова:

— Дядь Сергей, а дядь Сергей… Смотри!

Бухвостов поднялся с дурманно пахучего сена, набросанного в повозку, растер лицо, и сон с него словно ветром смахнуло.

Сразу заметил, что лошади дрожат и жмутся друг к другу.

— Гони! — крикнул он Родиону и взвел курки тяжелой, короткостволой пистоли.

Родион с перепуга вскочил, затряс вожжами над головой. Лошади понесли. Возок бился о деревья, чуть не опрокинулся, наскочив на пень. Крик Родиона воем отдавался в лесу.

Мгновенное зарево выстрела выхватило из темноты мохнатые ветви елей, толстые, в уродливых наплывах, стволы берез. Ночь стала еще темней. Крохотные огоньки отпрянули. Но вот зароились еще гуще. Все ближе, ближе.

Бухвостов высекал искру из кресала. Но отсыревший трут только дымил.

Огоньки уже рядом. Это совсем не страшно. Страшно, что кричит Родион и возок трещит так, будто сейчас развалится. Васенка изо всех сил зажмурилась.

Открыла глаза и увидела, что «дядь Сергей», раздувая щеки, дышит на тлеющий трут. Зажигает пучки сена и бросает их в темь. Горящие тонкие былинки разлетались и гасли.

Кони вдруг выскочили на луговину, заросшую высокими травами. Родион, почти падая назад, натягивал вожжи. Из-под веревок, накрученных на руки, сочилась кровь. Закиданные пеной кони остановились. Косят одичалыми глазами.

Наступало утро. Солнце выкатилось над зубчатым краем леса. Было очень тихо. Где-то невдалеке тихонько выпевала пастушечья жалейка.

Бухвостов выпряг лошадей и велел Родиону вы́водить их, а сам пошел на голос жалейки. Старика пастуха он нашел на краю лесного озера, посреди стада.

— Дед, скажи, будь ласков, где мы? — спросил его. — Из Оглоблина держим путь. Что за место лесом проехали?

Старик исподлобья посмотрел на зеленый мундир неожиданно появившегося человека. Шапку он, видать, потерял. Черные с проседью волосы шевелились под ветром. Глаза смотрели прямо, без доброты. Широкие усы топорщились над жестким ртом. Выскобленный и все же щетинистый подбородок торчал над красным суконным воротником. Нет, с этим человеком не пошутишь.

Старик долго шевелил губами, прежде чем заговорить:

— Поди, Моховое урочище перемахнули, — в голосе прозвучало сомнение; пастух разглядывал оловянные пуговицы на мундире незнакомца и двигал безволосыми бровями, — да ведь дорога там непроезжая, волки стаями ходят… Ну, а тут, стало быть, самый Хотилов и есть…

Бухвостов расспросил еще о дороге на Валдай. Возвратясь к повозке, он широкой темнокожей рукой растрепал Васенкины белобрысые косицы. Весело объявил:

— Доставай мешок с харчами. Привал!

Он расстегнул мундир и лег на росистую, еще не просохшую траву. Лежал и смотрел, как качаются в небе верхушки деревьев, похоже — хоровод ведут.

Правду сказать, жизнь не баловала сержанта Преображенского полка Сергея Леонтьева, сына Бухвостова. Нет, не баловала. Но сейчас необыкновенно