городская стража. Трое крепких мужчин с палашами и арбалетами и три женщины с повязками на лицах, в длинных плащах с капюшонами и колокольчиками на вышитых поясах.

Звяк-звяк…

«Это за мной! — подумала Ханна. — Он посылает со стражей девок из ковена ведьм! Тех, кто растерял магию, но не злобу! Он ищет меня!»

Ханна повернула назад, но было поздно: стражники заметили её.

— А ну стой!

Женщина замерла, судорожно вцепившись в корзинку, уткнулась глазами в брусчатку ратушной площади.

— Кто такая?! — сердито взревел над ухом стражник в огромных сапогах с отворотами.

О его колено стукнул палаш. Наверное, это был начальник стражи.

«Всё. Сейчас прямо тут и повесят», — подумала Ханна, и мысли её разбежались. Она и не знала, что в ней плещется столько страха, что в пору самой утонуть.

— Я… — пролепетала она. — Я бедная травница из Брааны…

— Побирушка? — Палаш грозно качнулся.

Ханна ещё ниже опустила голову.

— А ну покажи, что у тебя за травы?

Дрожащими руками женщина протянула стражнику корзинку:

— Вот первоцвет от любовной тоски, а вот мать-и-ма…

— От любовной тоски? Да ты ведьма! — взревел стражник, отшвыривая корзинку. И скомандовал: — Взять её!

Крепкая рука другого стражника ухватила Ханну за капюшон, встряхнула. Светлая прядь выбилась и упала на грудь.

— Ещё и беловолосая! — с неудовольствием отметил начальник стражи. — Пусть-ка кто из магистрата на тебя глянет. Или сам господин герцог!

— А может, сразу повесим? — с затаённой надеждой спросил стражник, что держал Ханну за капюшон.

Зазвякали колокольчики — ведьмы тоже разглядывали пленницу.

Ветер качнул тело беловолосой женщины, мешком свисающее со столба, и запах тления снова коснулся ноздрей Ханны.

Борясь с тошнотой, она вскинула голову.

Начальник стражи присвистнул:

— Ничего себе, бедная травница! Беловолосая, губы в кровь! Тут или шлюха, или из знатных! Какая же ты травница, девка?

— Уж какая есть! — выдавила Ханна, полузадушенная капюшоном. — Мать моя умерла! С мачехой — не больно-то руки убережёшь!

Она сунула под нос начальнику стражи грязные пальцы с обломанными ногтями, но это его не смутило. Мужчина жадно разглядывал ладную фигуру и белоснежные волосы.

Широкая грудь начальника стражи вздымалась, длинное лицо стало хищным.

— А хороша девка! — подал голос второй стражник. — Надо бы поговорить с ней вечерком, а?! — Он облизал толстые губы. — Сведём её в городскую тюрьму?

— Беловолосых господин бургомистр велели сразу вести в ратушу! — выкрикнула одна из ведьм.

— Молчи, Иссият! — огрызнулся начальник стражи.

Ведьма, возраст которой нельзя было определить из-за маски и широкого одеяния, скрестила руки в колдовском жесте.

— Я всё расскажу бургомистру! — каркнул её скрипучий голос, а колокольчики резко звякнули на поясе.

Начальник стражи скривился, глянул на Ханну с сожалением и резким взмахом руки велел подчинённым вести пленницу, куда приказала ведьма.

— В Ратушу так в ратушу, — буркнул он. — Пихайте её на самый низ!

Стражники крепко схватили Ханну за локти.

«Как в ратушу? — в ужасе подумала она. — Мне же нельзя в ратушу! А что если колдовство уже ослабло, и Александэр увидит меня и… узнает?»

Руки Ханны дёрнулись пощупать лицо, но стражники держали крепко. Они почти волоком потащили пленницу через площадь ко входу в ратушу.

Глава 2. Узница

Когда-то ратушей считалась только высокая угловатая башня с огромными часами под острой крышей, с кабинетами бургомистра и его помощников и единственным залом для заседаний городского совета.

В этом же зале выносились по необходимости и судебные решения.

Постепенно Йора росла, и к башне городской совет прикупил два соседних здания, объединив переходами и дома, и подвалы.

Справа от башни высился большой четырёхэтажный особняк торговца сладостями Броёра, он и сейчас сохранил на фасаде магазины, торгующие солью и пряностями. Слева стоял мрачный дом кожевника, в подвалах которого и располагалась теперь тюрьма для самых опасных врагов магистрата.

Ведьмы в «дом кожевника» не пошли. Звеня колокольчиками, они двинулись к парадному входу в ратушу. Видно, решили донести бургомистру о пленнице.

Один из стражников шёпотом выругался им вслед.

Ведьм в Йоре боялись. Вроде и колдовство исчезло из мира, а вера в ведьминскую силу всё равно теплилась.

Кто знает, может, и вправду осталось немного магии в этих мегерах? А нет, так не подведут злые бабьи языки.

На первом этаже бывшего дома кожевника квартировала городская стража. В большой прихожей звенели голоса и железо — дежурные приводили в порядок оружейную комнату.

Ханна едва успела бросить косой взгляд на копья и арбалеты, сваленные на полу, на бравого молодого мечника в новой кожаной куртке, что вытянулся, приветствуя начальника стражи.

Тот ответил небрежным салютом, свернул в оружейную комнату, засмеялся, обрадовавшись приятелям… А стражники повели Ханну на узкую лестницу, ведущую в подвал.

Дохнуло холодом и запахом нечистот — они спускались в ад, откуда уже не выбраться.

Камеры отделяла от прохода решётка из железных прутьев. Такими же решётками узники были разделены между собой.

Тёмные фигуры сидели на грязной соломе и провожали Ханну глазами. Она не могла разглядеть лиц. На весь коридор полагалось два факела, да и тот, что в конце, уже почти прогорел.

Под потолком была протянута верёвка, с которой свисали мешки. Наверное, так хранили положенную арестантам крупу, чтобы её не сожрали крысы.

«Значит, тут есть и крысы», — с тоской подумала Ханна.

Она знала: крыса может и укусить. А в сырости подземелья ранка быстро загноится, заразит кровь. Так и умрёшь, не совершив мести.

Месть…

Кто не качал на руках родное дитя, не прижимал к груди, не целовал пальчики, не молился за его счастье и добрым, и злым силам, тот не поймёт горя матери.

Ханне не дали даже похоронить дочку, подержать её холодную руку,