тети?

— Я наверняка бы это сделал, если бы не был уверен, что моя тетя умерла своей смертью.

— Еще один вопрос, месье Делижар. Ваша тетя умерла около пяти часов, не так ли?

— Вскоре после пяти. По крайней мере так мне сказала жена. Я сам здесь в это время не был.

— Так. Но в четыре часа мадам Круазье не было дома?

— Каждый день к четырем часам она ходила к дантисту.

— Вы не знаете, когда ваша тетя вернулась домой?

— Около пяти, насколько мне известно. Приступ начался, как только она пришла. Она скончалась прежде, чем ей смогли помочь.

— Это случилось в ее спальне?

— Да. В комнате в стиле Людовика Четырнадцатого, на втором этаже.

— И ваша жена была рядом?

— Она поднялась наверх сразу, как только тетя открыла дверь и позвала на помощь.

— Разрешите спросить, а где вы были в это время?

— Я надеюсь, инспектор, что эти вопросы не значат, что вы меня допрашиваете? Учтите, что я не потерплю никакого допроса.

— Разумеется, нет. Но мы должны же доказать абсурдность заявлений мадемуазель Сесиль.

— О, конечно… Я был в моем клубе. Я выхожу из дома в половине пятого или без четверти пять и для моциона иду через город пешком. В пять я сажусь за бридж, а в половине восьмого за мной приезжает машина и отвозит меня домой.

— Вы узнали о несчастье в клубе?

— Точно так.

— А когда вернулись домой…

— Моя тетя была мертва, и у нее уже был доктор.

— Ваш доктор?

— Нет. Он слишком далеко живет. Моя жена вызвала врача, живущего по соседству. Но он уже ничего не мог сделать.

— А слуги?

— Арсен, шофер, был выходным. Лакей был на первом этаже. А кухарка, я полагаю, — на кухне. Есть ли у вас еще вопросы, инспектор? Я обязан быть с теми, кто пришел в мой дом, чтобы выразить соболезнование. В любой момент может прийти городской судья, президент моего клуба. Я думаю, что лучше всего строго предупредить Сесиль. Если же она будет и в дальнейшем распускать клевету, я добьюсь ордера на ее арест.

Филипп Делижар, наверно, удивился легкой улыбке, шевельнувшей губы Мегрэ. Инспектор уже несколько минут не сводил взгляда с зеркала, висящего над камином, в котором отражалась закрытая портьерой дверь. Портьера несколько раз шевельнулась, и в какой-то момент инспектор увидел бледное лицо, которое могло принадлежать только мадам Делижар. Мегрэ подумал, слышала ли жена, как ее супруг «по-мужски» исповедовался в жизни светского мужчины.

— До свидания, инспектор. Я надеюсь, что после объяснений, которые я вынужден был сделать, мой траур впредь не будет нарушен. Лакей проведет вас к выходу.

Филипп позвонил, сдержанно поклонился полицейскому и размеренными шагами удалился через закрытую портьерой дверь.

Четверть часа спустя Мегрэ сидел в кабинете прокурора, сдержанный и ироничный Мегрэ, и с сожалением крутил в кармане трубку. Прокурор Кана был не из тех, кто позволяет курить в своем кабинете.

— Ну и как, инспектор? Вы поговорили с девушкой?

— И не только с ней.

— И каково же ваше мнение? Чепуха, не так ли?

— Наоборот. У меня такое чувство, будто бедная старуха покинула наш грешный мир не без посторонней помощи. Но кто помог ей? В этом-то и вопрос… И еще один вопрос: вы в самом деле хотите узнать правду?

Гостиница святого Георгия была одной из тех маленьких гостиниц, которые можно найти в любом городе, гостиниц, о которых вы никогда не услышите, пока кто-нибудь не пошлет вас туда. Постояльцами ее были священники, фанатичные девы, старики — в общем все, кто в той или иной мере связан с истинной верой — от церковных служак до торговцев свечами.

Вестибюль гостиницы был уставлен стульями с соломенными сиденьями. Мегрэ ждал уже полчаса. Старушка, сидевшая рядом, несколько раз отрывалась от своего вязанья и бросала суровые взгляды на синий трубочный дым, обвивавший канделябры.

«А ты, дорогой, ждешь ту же, что и я», подумал Мегрэ сразу, как только увидел молодого человека, нервно ходившего по вестибюлю и через каждую минуту поглядывавшего на часы.

За полчаса ожидания мужчины кое-что узнали друг о друге, хотя и не обменялись ни одним словом. Ход мыслей молодого человека был несложен: «Так вот каков этот знаменитый инспектор, о котором говорила Сесиль. На вид он неопасен… толстоват, добродушен… Что его привело в гостиницу? Наверно, есть какие-нибудь новости…»

А Мегрэ думал: «Неплох парень, этот Жак Мерсье! Красивый парень. Может быть, чуть-чуть слишком красивый. Никак не похож на провинциала. Такое впечатление, что у него могут быть свои собственные идеи. Правильные черты лица, волнистые волосы, яркие глаза… огонь в крови… Ага, вот идет мадемуазель Сесиль.. При вечернем освещении она не кажется такой благочестивой».

Когда Сесиль вошла, она первым заметила Жака Мерсье, и на лице ее появилась улыбка. Но молодой человек показал на инспектора, и она, нахмурившись, подошла к Мегрэ.

— Вы хотели поговорить со мной? — спросила она, явно недовольная, что Мегрэ увидел ее возлюбленного.

— Мне хотелось бы выяснить некоторые детали. Но, очевидно, лучше это сделать не здесь. В гостинице так тихо, что слышно, как летает моль. Не пойти ли нам в кафе?

Сесиль взглянула на Мерсье. Тот кивнул, и через несколько минут все трое сидели в баре рядом с бильярдом.

— Прежде всего разрешите мне сказать, мадемуазель Сесиль, что вы напрасно умолчали о вашем знакомстве с месье Мерсье.

— Я думала, это не имеет никакого отношения к делу. Но, конечно, я должна была догадаться, что Филипп все вам расскажет. А что он еще обо мне сказал?

— Как вы можете догадаться, ничего хорошего. Я думаю, он, как говорится, вполне светский человек. Пива, гарсон! Что вы будете пить, мадемуазель? Портвейн? И вы тоже?

Мегрэ поглядывал на катящиеся по сукну бильярдные шары, глубоко затягивался трубкой и наслаждался застойным мирком провинциальной жизни.

— Итак, это продолжается уже два года?

— Мы встретились два года назад.

— А как давно месье Мерсье начал посещать вас в доме старой госпожи?

— Больше года.

— И вам не приходило в голову пожениться?

— Старая госпожа, как вы ее называете, никогда ьы этого не допустила. Она бы восприняла это как измену. Ока очень ревновала меня ко всем. У нее никого в жизни, кроме меня, не было… И племянника, которого она терпеть не могла. Она относилась ко мне, как к своей собственности. Мне приходилось скрывать свои отношения с Жаком.

— Ваша очередь, месье Мерсье.

— Я не хочу, чтобы меня впутывали…

— Никто не собираетея вас впутывать. Мадемуазель Сесиль просила расследования, а вы межете помочь полиции, отвечая на мои вапросы. Филипп Делижар уверяет, что ваши дела