такая же, как наша, но только обложенная белым кирпичом, приткнулась у самой реки.

Соловьи в кустах щелкают прямо у окон, и ветки черемухи стучатся в стекла. Когда-то здесь жила многодетная семья Барановых. Да и сейчас хотя и не такая обильная, но все же достаточно шумная жизнь продолжается. По всему свету раскатились из родного гнезда дети и внуки.

Старший сын, еще довоенный, жил в Челябинске, недавно умер. Две внучки – от брака средней дочери Веры с очень нетипичным евреем – перебрались в Израиль, к отцу. Одна вышла за араба и старательно рожает детей с загадочной наследственностью. Другая – еще не замужем

– уехала недавно, работает официанткой в кафе, присылает матери сто долларов каждый месяц. Сын самой старшей дочери, Вали, от первой жены, – ее зеленый вагончик, в котором она проводит лето, стоит в конце усадьбы – тоже оказался там. Зарабатывает четыре тысячи долларов в месяц. Зарплата не рядовая. Он специалист по электронике, работал в военной промышленности. Так что наши люди есть всюду.

Летом с Валей внучка Даша – от дочки, которая с утра до ночи торгует на рынке. Даша в этом году пойдет в нулевой класс, но главное – характер – уже при ней. Девочка независимая и здравомыслящая.

Никаких сюсюканий не переносит. Не бабушка ухаживает за ней, а она за бабушкой. Валя вся больная, недавно похоронила мужа, ходит с палочкой, но никогда не жалуется, всегда с улыбкой на красивом лице.

Самое лучшее для нее лекарство – работа в огороде. Посидит, отдохнет

– и опять за дело. Я помню ее еще незамужней, веселой и сильной девушкой, которая любила возиться с малышней. Когда она подхватывала на руки, сердце сладко замирало от совсем не детских предвкушений.

Стереотип женственности сформировался не без ее участия.

В старой родительской хате осталась самая младшая из послевоенного замеса – Ира. Она занимает большую часть хаты. Меньшая стала дачей, в теплое время года там располагается Женя, уже бабушка.

Родительские сотки работают на всю катушку, сажают все, кто может и хочет, – Ира не против, небольшой участок перед окнами ее вполне устраивает. Точнее, устраивал, когда жила одним днем и короткой, хмельной радостью. Вот и теперь слышно, как она что-то выговаривает своему бывшему собутыльнику. Он мужик добрый, трудолюбивый, но с зеленым змием расставаться не спешит.

Стены нашего дома сохраняют свой натуральный, серовато-черный цвет.

Ему уже полсотни, бревна растрескались, а одно нижнее с южной стороны просит замену. На грядках под окнами поднимается перезимовавший чеснок. Радуют глаз тонкие, поворачивающиеся вокруг оси зеленые стрелки. Дружно зеленеет лук, надувая, как губки, свои прямые трубочки. Нарядными кустиками красуется петрушка. Но это и вся радость – участок выглядит как сирота. Все живое требует заботы и внимания, благодарно отзываясь на их присутствие.

Володя Грек обещал осенью перепахать, взял гонорар вперед, и больше я его не видел. Да и у меня самого появилось какое-то отвращение к физической работе. Даже не знаю, с чем это связано. Хорошо, что есть

Вадим, мой еще студенческий друг, который всегда быстро и с удовольствием наводит порядок. Он был любимый мамин помощник, не спорил с ней, все делал, как она велела. Единственно, что немного напрягал своим вегетарианством – постоянно боялась, что голодный.

Звонил ему, не застал – посевная на собственном участке.

А у меня самое любимое занятие – сидеть в кресле под яблоней. Хотя пора бы и оторваться. Но подняться никак невозможно. Блаженное одиночество и одинокое блаженство. Особенно приятное после того, как в электричках и на вокзалах, в хаосе людских притяжений и отталкиваний, провел без малого сутки. Как-то я отважился взять кресло с собой на речку, благо оно складывается. Поставил в укромном месте возле бурлящей воды. Был такой же мягкий, молочно-солнечный день. Кресло на берегу реки – это, конечно, вызов деревне, ее извечному “что люди скажут”. Но люди копались в грядках. Да и мама, к счастью, была в отъезде.

Засек меня Юзик, только что приехавший с друзьями и горделиво знакомивший их с нашими красотами. Вода донесла до меня реплику:

“Писатель балдеет!” Прозвучало не осуждающе и не завистливо. Что же еще делать писателю в этом мире, где все плотно заняты своими делами? Солнце светит, водопад шумит, соловьи поют, народ работает.

А писатель, конечно, балдеет. Возможно, это самое лучшее, на что он способен. Тем более, что никаких писателей тут практически не читают. Так что любой член творческого союза разделяет судьбу самого прославленного классика.

Раздевшись до пояса, с непокрытой, коротко остриженной и уже серебрящейся головой, несколько великоватой для его роста, сосед мой копает свою грядку. Жены не видно. Она живет в особом ритме: сутки дежурит, трое отдыхает. На лоне природы и тоже с лопатой в руках.

Да, трудовой союз Белоруссии и России. Она с Брянщины, энергичная, боевая, постоянно пришпоривает своего Юзика – не столько для пользы дела, сколько для удовольствия. Как известно, способы извлечения их в семейной жизни бесконечно разнообразны. Подгоняя мужа, заводится и сама, не удержать – и то давай сделаем, и это. Самая главная Пчелка.

Похожа на сильную и прихотливо играющую струю, что неутомимо бьет в перегородивший ее валун. Но убери его – и она тоже пропадет.

– Валя, ну как твой валюн? – спрашиваю иногда, когда удается застигнуть ее в какой-нибудь статической позе.

– Какой же он мой? Жениться на мне не хочет. Говорит, молодую найду, без детей. Зачем, говорит, мне столько дармоедов.

Решая свои квартирные дела, трудовая многодетная парочка в свое время развелась и пока еще не воссоединилась на бумаге. Видно, у

Юзика есть какие-то далеко идущие планы, а может, ему так психологически комфортнее. Как в том анекдоте, муж заводит себя перед близостью: “Не моя жена, не моя жена!”

– Партизан-подпольщик! – поправляет она локтем упавшую прядку, руки в земле.

– А что – тебе обязательно надо в те же оглобли?

– Так не отпускает! Пашу на него как проклятая!

Хлебом не корми, а дай пококетничать.

Настоящий валун лежит на куче щебня у стены и спокойно ждет своего часа, чтобы занять достойное место в китайской стене пана Юзика.

Я как-то заметил, что тут без крана не обойтись. Сосед возмутился:

“Я его один уделаю!” Я недоверчиво глядел на камешек ростом с нашего пана, но раз в десять тяжелее. Сомневаться далее не отважился – вдруг Юзик возьмется за это дело на моих глазах и мне невольно придется принять посильное участие. Заработать грыжу особого желания нету.

– Валера, хорош балдеть! Не рассиживайся! – подает голос раскочегарившийся сосед. – Копать пора! Влага уходит!

Он