тематики как «несерьезной». В результате герои былин перестали осознаваться как «Русские» или «Российские». Однако «свято место пусто не бывает» — лакуна культурной принадлежности эпических героев уже получает новое смысловое наполнение в тех случаях, когда логика действий героев эпохи средневековья понятна и поэтому не вызывает в обществе нареканий.

Цитирую с сохранением орфографии оригинала:

«былины об Илье Муромце — это русская версия мусульманских легенд о легендарном герое ислама халифе Али (да благословит его Аллах), что очень легко доказать, сопоставив соответствующие билины и легенды об Али (да благословит его Аллах)».

Апти нур Шашаани, Россия, Магас, 02.12.2007 19:12:51 http://www.ingushetiya.ru/forum

«Русские богатыри были моджахедами. По крайней мере, эта версия не встречает противоречий в историко-культурном контексте и объясняет многие неясные факты».

Алексей Иваненко, Кавказ-Центр http://www.kyrgyz.ru/forum

Без комментариев

В монографии представлена лишь информация к размышлению. Упрощать ее — значит проявлять к Вам неуважение. Пусть каждый Читатель сформирует собственное мнение, сам сделает соответствующие выводы о проблеме эпического историзма и значении былин для русской культуры.

Введение

Актуальность темы. Социальная практика — вид практики, в ходе которой конкретно-исторический субъект, используя общественные институты, организации и учреждения, воздействуя на систему общественных отношений, изменяет общество и развивается сам,^[2] это целеполагающая деятельность в обществе.^[3] Вследствие этого социальная практика всегда находится в центре внимания исследователей истории Древней Руси, но обычно исследуются только её политические аспекты.

Сложившееся положение вызвано тем обстоятельством, что основные представления о древнерусской социальной практике в современной историографии сформированы преимущественно на основе изучения письменных источников, которые, как правило, вышли из-под пера представителей социальных верхов общества. Соответственно, они испытали на себе мощное воздействие соответствующего идеологического, политического, социального и субъективно-авторского факторов. Поэтому расширение источниковой базы, совершенствование методов анализа, получение более широкого «социального среза» изучаемой эпохи — важнейшая задача исследователей русского средневековья.

Одним из перспективных направлений работы в этой сфере является более широкое привлечение и совершенствование приемов анализа древнерусского эпического наследия. «Эпос — это история, рассказанная самим народом», устная историческая традиция — особая часть устной истории. Изучение древнерусской социальной практики в «эпическом отражении» позволит взглянуть на проблему «изнутри», глазами широких социальных слоев (народных масс), выявить «идеальные» социальные образы, нормы поведения и т. п. Это поможет более полно и объективно реконструировать мировосприятие древнерусского общества, расширить и углубить научные представления о средневековой русской истории.

Помимо того, что эпос представляет собой альтернативу воззрениям образованной элиты, он показывает другую сторону социальной практики, которая «верхи» мало интересовала. Деятельность богатырей в былинах в большинстве случаев заслоняет и уменьшает значение княжеской власти, низводит функции князей и бояр до безличных социальных ролей, необходимых для выполнения не изменяющихся во времени задач, до уровня статистов, имеющих минимальное значение для социальной практики.

Особенностью эпоса является то, что в центре внимания находится определенное престижное событие — почестной пир, на котором представлено общество и его интересы. Однако именно такие элементы социальной жизни (пиры, увеселения и пр.) официально не могли быть объектом наблюдений лиц, составлявших летописи, которые обычно имели церковный сан и, соответственно, были обязаны воздерживаться от «бесовских игрищ». И хотя этот запрет соблюдался клириками далеко не всегда, по-видимому, идеология не позволяла подробно отражать в летописях подобные моменты.

Таким образом, эпос позволяет взглянуть на общество «изнутри», глазами людей, принимавших участие или присутствовавших при описываемых событиях. Информация, полученная при анализе отраженной в нем социальной практики, не столько противоречит летописному описанию ситуации, сколько органически дополняет его, заполняя имеющиеся лакуны в изображении престижных событий и позволяя реконструировать их восприятие населением, что существенно повышает актуальность использования эпических материалов для исторических исследований.

Объектом исследования является отражение социальной практики в восточнославянском эпосе.

Предметом исследования данной научной работы является феномен социальной практики домонгольской Руси, отразившийся в восточнославянском эпосе, а также критерии, по которым возможно определение относительной временной обусловленности формирования эпической традиции.

Для исследования выбранной темы точная историческая основа не является значимой, так как интерес в данном случае представляют не сами события, а их отражение в эпосе, то есть обобщенное восприятие исторических явлений древнерусским населением, социальные факты. Наибольшее значение имеют воззрения населения, его оценки и суждения по поводу того или иного социального факта,^[4] который воспринимается ими в качестве исторического.

По отношению к отдельному историческому явлению эпическая социальная практика выступает как вневременная категория, здесь имеет место особое, «эпическое» время, которое можно трактовать лишь относительно циклов, к которым принято причислять тот или иной текст эпоса. Соотношение эпической и летописной традиций изложения событий более подробно исследуется во втором параграфе четвертой главы. В конечном счете хронологические рамки исследования соответствуют эпохе Киевской Руси.

Степень изученности. Историческая ценность эпоса привлекала историков практически с самого начала систематического исследования русской истории. Его материалы использовали в своих трудах В. Н. Татищев,^[5] И. Н. Болтин,^[6] Н. М. Карамзин,^[7] С. М. Соловьев,^[8] М. П. Погодин,^[9] К. Д. Кавелин,^[10] В. О. Ключевский,^[11] А. А. Шахматов,^[12] А. А. Фаминцын,^[13] Е. В. Аничков,^[14] В. И. Сергеевич,^[15]