Харлан Эллисон О вы, маловерные

Нивен судорожно ощупывал стену у себя за спиной. Ногти скребли крошащийся камень. Стена изгибалась. Нивен молил, чтобы она изгибалась. Она обязательно должна была изгибаться, обходя кругом чашу, в которую он попался. Или ему конец. Вот так просто — конец и все. Кентавр подобрался еще метра на два, постукивая по темно-красному грунту золотыми копытами, давно потускневшими под грязно-бурой патиной.

Багровые глазки-буравчики мифического существа по цвету мало отличались от той земли, которую оно топтало. Не конь и не человек — что-то из полузабытых детских сказок, И теперь оно преследовало Нивена. Преследовало неотступно. Нивену вдруг пришла в голову до дикости нелепая мысль. Ведь лицо этого животного поразительно напоминает физиономию актера Джона Берримора. И только багровые глазки разрушают все сходство. Багровые, злобные. Полные не только хлещущей ненависти, но и чего то еще — чего-то первобытного, сохранившегося с тех времен, когда по Земле еще не ступала нога человека. Когда планетой владели кентавры и их собратья по мифам.

И вот теперь непонятно как, нелепым, неописуемым способом Нивен — самый обычный человек, лишенный каких-то особых талантов и способностей, — оказался заброшен крест-накрест и по наклонной через миры в некое время-и-место, в некий континуум (на Землю или куда еще?) — туда, где до сих пор бродит кентавр. Где кентавр этот мог наконец сполна посчитаться с одним из тех существ, что выжили его со света. Для гомо сапиенс настал час расплаты.

Нивен пятился все дальше и дальше — а стена все так же крошилась под ногтями. В другой руке он держал подобранную во время бегства от кентавра дубину и что было силы ею размахивал. Но без конца размахивать тяжеленной дубиной Нивен не мог — пришлось ее ненадолго опустить. Неистовое лицо кентавра мгновенно вспыхнуло. Он прыгнул. Собрав последние силы, Нивен махнул дубиной — и вслед за ней сам невольно развернулся на пол-оборота. Кентавр глубоко зарылся золотыми копытами в землю, но успел застыть в каком-нибудь полуметре от широкого дугового маха дубины. Нивена довернуло до упора — и спасительная дубина, врезавшись в стену, разлетелась в щепы.

Позади человека тут же раздался полный радости и торжества хриплый рык кентавра — и по спине у Нивена заструился холодный пот. Удар о стену здорово его потряс, а левая рука совсем онемела. Но этот же бесполезный, казалось бы, удар и спас Нивену жизнь. В стене оказался пролом — узкая щель в каменной чаше. Щель, которую беглец наверняка бы не заметил, пяться он к ней спиной. Наконец-то появилась хоть какая-то надежда на спасение.

Пока могучий кентавр изготавливался к последнему прыжку, намереваясь всем своим громадным телом обрушиться на Нивена и размазать человечишку по стене, тот юркнул в щель. Миг — и Нивен уже внутри.

Потом он бросился бежать со всех ног. Свет того оставшегося за спиной рокового места — мутно-голубой от клубящейся пыли — мерк прямо на глазах и погас мгновенно, стоило Нивену со всего размаху налететь на резкий поворот коридора. Теперь кругом царила кромешная тьма, и все, что успел разглядеть беглец, — это вылетевшие у него из глаз искры. Тут же ему вдруг захотелось увидеть хоть какой-то свет — даже тот, что остался позади. Увидеть тот клочок голубого с трупно-желтыми пятнами неба. Неба, что никогда не было крышей ни одного из известных ему миров.

А потом Нивен падал.

Совсем внезапно, даже не успев понять, в чем дело, он оступился и полетел куда-то вниз. Все ниже и ниже крутясь и кувыркаясь. Влажные каменные стены, холодные и невидимые, кружились вокруг Нивена, пока он отчаянно пытался хоть за что-нибудь зацепиться.

Кончики пальцев страшно заныли, и боль вскоре стала невыносимой, а он все беспомощно цеплялся и цеплялся за стену. Но боль мигом прошла, стоило Нивену с мучительным воплем отчаяния, отбив себе плечи и чуть не свернув шею, рухнуть в черную пучину — вязкую и бездонную. Тошнотворная жижа сомкнулась над Нивеном, мгновенно набив ему полный рот настоящим дерьмом. Ослепший и оглохший, он сквозь могильный холод медленно проникал в подрагивающее тело этой влажной любовницы. Страшной подруги, беспощадной в своей ревности и ненасытности.

Ночные видения. Отголоски небытия. Нивен бился в самом жерле водоворота полной отключки. Все воспоминания, что таились в своих склепах где-то в глубине его памяти, все они теперь вырвались на свободу. Брызжа пеной и бессвязно бормоча, они волчьей стаей ринулись на Нивена. Он снова оказался в лавке старика предсказателя. А разве это не было лишь за считанные мгновения до того, как его загнал в ловушку красноглазый кентавр? Разве не стоял он несколько минут назад перед лавкой предсказателя в грязном проулке на окраине Тихуаны — беспечный турист с девушкой под ручку и колкостью на языке? Не было ли это "давным-давно" лишь мгновение назад, лишь отголоском какого-то прежнего давным-давно, когда тьма расчленила и поглотила его, — как теперь его поглощала эта стигийская пучина?

Huaraches, гласила вывеска, и Serapes.

Поверх своего "Тома Коллинза" Берта заинтересованно посматривала на Нивена. А он и взглянуть на нее не мог.

Все игрался с соломинкой от коктейля и негромко насвистывал. А потом, рассеянно прикусив нижнюю губу, пробежал взглядом по Авенида-Революсьон. Тихуану буквально крутило и мотало в подводном течении разврата и вседоступности. Все, что только пожелаешь. Десятилетние девственницы и девственники. Самые что ни на есть натуральные французские духи. Причем без всякой пошлины. Травка. Соломка. Шляпки пейота. Барабанчики бонго, резной Дон Кихот, сандалии, коррида, пелота, скачки, пари на тотализаторе и без, твоя фотография в сомбреро верхом на усталом осле. Осел на осле. Этюд в навозных тонах. Стриптиз-шоу, где вся соль состоит в демонстрации pudendum прямо со стойки бара. Все для удобства трапезы. Частные шоу со здоровенными кобелями, маленькими господинчиками и бабищами с грудями, как пара дынь. Браки, разводы, удобные чехлы для автомобильных сидений. А еще — быстрый аборт.

Чистым безумием было для них с Бертой туда закатиться. Но куда денешься? Берте требовалось прочиститься. А теперь уже все было позади, и она чувствовала себя "замечательно, спасибо — просто замечательно". Тогда они решили ненадолго задержаться и что-нибудь выпить. По идее, Берте следовало бы отдыхать в мотеле на полпути от СанДиего до