по…

— Поклеп, сэр?

— Именно. Я оказался в очень неприятном положении. И все благодаря тебе.

— Да, сэр.

— Теперь обо мне все станут говорить, что я чокнутый.

— Далеко не все, сэр. Только узкий круг людей, собравшийся ныне в Бринкли.

— Ты возвестил на весь белый свет, что у меня крыша поехала!

— Я не видел другого выхода, сэр.

— И знаешь что, мне очень странно, почему тебе так легко поверили.

— Почему, сэр?

— Потому что в твоей истории есть одно большое «но».

— Какое же, сэр?

— Ты называешь меня «сэр», и это звучит как оскорбление. А ведь сливочник-то был в комнате Глоссопа! Что ты на это скажешь?

— По моему совету, сэр, он сказал, что забрал сливочник из вашей комнаты, когда узнал, что этот предмет был украден вами из комнаты мистера Крима.

Я опешил.

— Ты хочешь сказать, — прогремел я (хорошее слово), — ты хочешь сказать, что в глазах остальных я не только псих, но и клептоман.

— Исключительно в глазах узкого круга людей, собравшихся в Бринкли.

— Неужели ты веришь сам тому, что говоришь. Неужели ты думаешь, что Кримы станут хранить благородное молчание. Они будут собираться у себя за столом и пережевывать это годами. Они вернутся в свою Америку и протрубят об этом от скалистых берегов штата Мэн до национального парка Эверглейдс. И кончится тем, что когда я поеду туда в следующий раз, в какой бы дом я ни пришел, везде на меня будут смотреть как на чокнутого и пересчитывать после меня все свое столовое серебро. Как я могу теперь сесть за один стол с Ма Крим, которая теперь будет со мной ласковой. Как это унизительно для меня как Вустера, Дживз.

— Сэр, мой вам совет, мужайтесь, это вам как испытание. На свете есть много хороших коктейлей. Хотите, я вам еще налью?

— Налей непременно.

— И мы всегда должны помнит, что сказал поэт Лонгфеллоу.

— И что он тебе сказал?

— Каков бы ни был ваш урон, да будет ваш спокоен сон. Когда вы подумаете, что спасли мистера Траверса, вам станет легче.

Он знал, что сказать, этот Дживз. И тут я вспомнил про десятифунтовые переводы в конвертах, что я получал от дядюшки Тома в школьные годы, и сердце мое дрогнуло. Я не стану показывать перед всеми своих слез, а скажу вам официально, как все это закончилось:

— Ты прав, друг мой Дживз!…