квадрат пустого окна. Я не стал спрашивать о том, о чем он сейчас молчал. Как и большинство людей, не имеющих семьи, он видимо предпочитал одиночество отношениям, которые не удовлетворяли, а только омрачали его жизнь.

На мои переползания по квартире без протезов он никак не отреагировал — молча расстелил газету на полу, в центре ковра. Порезал без крошек хлеб. Достал из пакета и аккуратно разложил на газете все, что мы прихватили в супермаркете по дороге ко мне. Литровая бутыль приличной водки, салаты в прозрачных упаковках, селедка — получился неплохой достархан. Мы молча выпили по первой. Сразу налили и выпили по второй. Жадно закусили и выпили третью — так же молча, не чокаясь. Аккуратно укладывая на кусок черного хлеба селедку, аппетитно слезящуюся маслом, он спросил меня: «Что значит слово „рассыпуха“?»

Прямой вопрос всегда отражает цену утраты кредита доверия к человеку. Прямой ответ на прямой вопрос рождает диалог доверия.

— «Рассыпуха» — это часть неиспользованного боекомплекта, непригодная к повторному применению.

Что еще я мог рассказать ему про рассыпуху? Сложно описать то, что присутствует, но не зримо. Существует, но без описания, а может… просто, взять все и рассказать?

Рассыпуха

Патрон 7,62 х 54R с пулей повышенного пробивного действия 7Н13. ПРИЦЕЛ.

Кандагар. Осень 1982 года.

Природа поделила сутки на день и ночь, а комбриг, утвердив распорядок внутренней службы, отмечает их «особые точки» уже по своему усмотрению. Утро начнется с сигналов горниста. Трубач честно отгудит на плацу — на этом все и закончится. Еще час по палатке будут шуршать дневальные: убирать территорию роты, поливать и мыть бетонный пол палатки. К этому времени основная часть «индейцев» с «парагвайцами» уже умчится на пробежку. Остальная часть роты, подстриженная наголо и окончательно одембелевшая, рваным темпом двинется к спортгородку, мысленно уже рассаживаясь в салоне самолета. Утром бегают те, кому положено бегать, и те, кто хочет бегать. Но и это еще не утро.

По-настоящему утро начнется с гулкого металлического скрежета алюминиевой кружки по дну пустого питьевого бака. Для утреннего туалета брать воду из бака могут только дембеля — им «влом» идти на арык умываться. Гулким ударам по дну бака вторит дембельский крик — «пожар»! Это значит, что кто-то уже метнулся за водой. Надо вставать, пока не прибежали «спортсмены», иначе придется переться на арык и ждать, пока толпа смоет с себя потные остатки сна.

Голод здесь — это скрытая жажда, так что мы едим мало, но пьем много. На завтрак дембеля не ходят, поэтому кусок белого хлеба и кофейный напиток «Ячменный колос», подкрашенный сгущенным молоком, мне принесут в палатку. Утренний бег трусцой и кружка ячменного кофе — чем не лошадиная радость? После завтрака — настоящая уборка. Короткий час утренней прохлады наполнится пылью, шумом и криком.

Бригада стоит на границе с пустыней Регистан. За ночь у входа в палатку ветром надувает миниатюрные барханы. Тоскливо смотреть, как замученный дизентерией молодой метлой сметает эти маленькие «сугробы» из песка и пыли. Так у меня дома по утрам дворники метут снег на тротуарах. Дома сейчас осень — батя уже картошку убрал, огород перепахал. Матушка наверняка банок на зиму накрутила — «варенья-соленья». Пашут они как проклятые, а я здесь торчу, долги чужие возвращаю. Эх, мне бы…

Трудно бороться с памятью, каждый раз мое желание вернуться домой она покупает ценой новых привычек и рефлексов. Под деспотичным гнетом этих инстинктов мое прошлое на гражданке постепенно теряет здравый смысл. Я учусь здесь тому, от чего дома придется наверняка избавляться. Мой разум нацелен не на то, чтобы уничтожить привитые здесь инстинкты, а на то, чтобы исправить их односторонность. Без них здесь можно умереть, а на гражданке с ними — жить невозможно! Привычка — элемент образа жизни.

Здесь образ жизни определяется посредством жребия. Каждый день с беспредельной честностью я бросаю жребий, в котором альтернатива «участвовать» появляется с вероятностью девяносто девять из ста, а «не участвовать» — с вероятностью один к ста. Приходится неукоснительно следовать тому, что выпало, поскольку сам мечтаю, чтобы такое «случайное везение» стало всеобщим законом для всех остальных участников этой игры в интернационалистов. Кому хочется в одиночку бороться с обстоятельствами? В результате каждый, вовлекая других в формируемый своими поступками круговорот ситуаций, оказывается способным влиять на общий ход событий. Выжив здесь, уже никогда не согласишься безвольно ждать подачек от государства, как ожидающий конфету ребенок, которому сказали открыть рот и закрыть глаза. Лишение прав освобождает от обязанностей — вернувшись, становишься свободным в чуждой и безразличной к тебе толпе сограждан.

Безразличие — главное средство защиты там, на гражданке. Здесь же все иначе, врагу не все равно, как ты одет, как защищен, как и куда ты идешь. Стрелок, определивший, что на тебе бронежилет, не станет стрелять в корпус, а постарается попасть тебе в голову или ноги, даже если на голове каска. Дело в том, что шейные позвонки с трудом выдерживают ударный импульс даже от пули, выпущенной из пистолета. Что уж говорить о выстреле из автомата или винтовки? Кажется, если для выведения из строя достаточно попасть в любую, не защищенную часть тела такой малостью, как граммовый осколок, то зачем наращивать мышцы и массу тела? Оказывается, это важно, чтобы остаться живым, быть сильным и сноровистым, уметь дать отпор и уничтожить врага, выход которого из боя без потерь делает его практически безнаказанным. Здесь хорошая защита держится на хорошем знании возможностей своего оружия, умении точно стрелять, терпеливо ждать в засаде и стойко переносить усталость долгих марш-бросков.

Поэтому прицельная дальность, калибр оружия, его скорострельность, емкость магазина, собственная физическая подготовка — все это определяет мою способность влиять на общий ход боя в случае, если жребий падет на меня. Трезво оцененная возможность попасть в задницу отражается на вооружении и боекомплекте. Под конец службы все совершают трагические ошибки именно потому, что пытаются действовать осмотрительно. И я разумно использую то малое, что предоставляет в мое распоряжение ротная оружейная палатка. Мне так удобно.

Я сам выбрал ПКМ. Это лучший вариант для дембеля, которому не надо искать никаких оправданий для своих поступков. Эта модель пулемета родилась спустя шесть лет после отечественной войны. В армии ее приняли за год до моего рождения. К тому