другой конец города. А городок был не маленький – Лос-Анджелес, и растянулся он на 112 километров…
Зарубежные друзья и коллеги оценили эти прекрасные качества Алексея Яковлевича, и думается, когда его избрали вице-президентом Международной гильдии сценаристов, его человеческое обаяние и преданность своему цеху сыграли решающую роль, победив некоторые старые предрассудки, неизбежные в международных делах. Таким образом его заслуженное лидерство в среде советских кинодраматургов блестяще подтвердилось и на уровне международных организаций.
…Теперь, справедливости ради, я должен вспомнить: наши отношения не всегда были безоблачны. Однажды мы разошлись по одному принципиальному вопросу, касающемуся организации кинопроизводства. Когда нас вызвали в весьма высокое учреждение и Алексей Яковлевич сообщил мне, что собирается изложить свою точку зрения по этому вопросу, я честно предупредил, что не смогу поддержать его.
– Жаль! – грустно сказал он, но слишком пенять не стал.
Однако, человек темпераментный и увлекающийся, он повел борьбу за свою идею почти в одиночестве. А позднее, во время очередного семинара кинодраматургов, он посетовал на то, что товарищи его бросили. Может быть, он и не хотел задеть лично меня, но я, скорее всего ошибочно, принял выпад на свой счет, не сдержался и ответил слишком резко. Возникла недолгая, но очень неприятная перепалка, пришлось объявить перерыв в заседании. Алексей Яковлевич, очень расстроенный, ушел, мне тоже было крайне не по себе, но что делать, я не знал. А тут еще одна дама-сценаристка, вперив в меня укоризненный перст, твердила:
– Ты должен пойти и извиниться!
– Почему я? – тупо упорствовал я.
– А потому что он старше! – торжествующе ответствовала дама (а глаза ее и весь вид добавляли: «И лучше!»).
Легко сказать! Одно дело извиняться, когда сам понимаешь, что иного выхода нет. И совсем другое, когда тебя кто-то заставляет, – этого даже дети не любят!
Походил, походил я по коридору, повздыхал и пошел извиняться.
Господи, если бы я знал, с какой радостью и облегчением примет Алексей Яковлевич это извинение – я бы не заставил его ждать лишние десять минут! Мы обнялись, расцеловались и больше никогда не вспоминали этот инцидент. (А если я сейчас вспоминаю его, то только потому, что горечь размолвки давно забылась, радость же примирения жива до сих пор…)
Умение прощать – тоже счастливое качество, которое делает человека великодушным, и у Алексея Яковлевича оно было.
Мне хочется назвать Алексея Яковлевича человеком счастливой судьбы. Невзирая на все ее превратности.
12 апреля 1981 г.