на диван.

Пока они пожимали друг другу руки и усаживались, бесшумная Елизавета поставила на низенький столик поднос с двумя чашечками кофе, сахаром и нарезанным лимоном. Потом достала из холодильника початую бутылку армянского коньяка, разлила в пузатые стопочки. И ушла, пахнув специфическим ароматом французских духов.

— Прошу, — сказал Усманов. Он грел в ладонях коньяк и широко улыбался, щуря глаза. Жемчужный, напротив, был серьезен и держался слегка напряженно. — Отдохните с дороги, потом пройдем в музей. Вы на машине?

— Электричкой, — кратко ответил Николай Альбертович и одним махом выпил стопку.

— Зачем же так сложно? Звонок — и я бы выслал машину.

— Спасибо. Можно еще рюмку?

— Ради бога!

Глаза Жемчужного за толстыми линзами очков заблестели. Он был одет в свитер, полностью закрывающий длинную шею. Кисти топких рук далеко высовывались из рукавов.

— Марат Магжанович, помнится, вы любите полную информацию.

— Естественно.

— Вообще-то об этом врачи не говорят, но мы с вами ученые. Кроме того, опасность миновала окончательно… Так вот, я не ошибся, когда диагностировал рак… Не смейтесь, это серьезно! Процесс был необратим и неоперабелен. А вот вчерашние анализы показали, что в вашем организме происходит что-то сверхъестественное. Раковые клетки внезапно изменили генетическую информацию. Их белок, молекулы ДНК и РНК стали чуждыми для белка здоровых клеток. То есть ваши антитела получили разрешение на борьбу с опухолью. И они этим воспользовались… Да еще как воспользовались! Ремиссия идет с колоссальной скоростью! — Жемчужный поперхнулся, схватил чашку и выпил кофе одним глотком.

— Чудо?

— Нет, не чудо. Срезы исследованы на инфракрасном спектрометре. Судя по полосам поглощения, клетки содержат какой-то металл, похожий на щелочной. Он определяется по собственным колебаниям и по возмущениям, которые вносит в колебания гидроксогрупп. Возможно, это и есть гипотетический блокатор Зильбера.

— Чем помогу я?

Николай Альбертович беспомощно пожал плечами:

— Я консультировался со спектроскопистами — они такого металла не знают. Говорят, что он вообще существовать не может. — Голос Жемчужного стал умоляющим. — Вы же работаете с какими-то соединениями, кристаллами. Может быть, вспомните нечто необычное, с чем соприкасались в последнее время?

— В последнее время? — Усманов глянул на свор кольца, и глаза его загорелись, — А к водороду ваши полосы не могут иметь отношения?

— Водород в опухоли, конечно, есть — в виде протонов, в гидроксогруппах. Как можно без водорода? Но я говорю о металле…

— А о металлическом водороде вы ничего не слышали? Николай Альбертович, я сейчас все объясню. Пейте коньяк. — Усманов ушел к своему столу и взялся за телефон. — Усманова мне. Нет? С кем я говорю? Татьяна, сколько у вас наштамповано колец? А под напряжением? Быстренько все ко мне. Что?.. Мне не Камилл нужен, а кольца! Жду!

18

В поисках Инны Ивановны Камилл забрел в столовую. Он был зол. Многие знакомые давно просили помочь с покупкой алмазных ожерелий. Близилось 8 марта, и лучшего подарка женам не придумаешь. Но, увы, на прилавке бус не было, их разбирали в кабинете директора магазина. Из Москвы непрерывно поступали заказы, одно только Министерство геологии прислало заявку на восемьсот штук. Участок же в среднем выпускал одну нитку в смену.

К Ларисе Устинович чуть ли не каждый день приезжали симпатичные молодые люди. В их кейсах лежали коробки конфет, польская краска для ресниц, французские духи, грузинская керамика. Они уверяли, что в Киеве, Ереване, Новосибирске и Алма-Ате женщины не могут жить без алмазных ожерелий. Они размахивали заявками на сотню — нет?.. ну хотя бы на сорок или даже десять ожерелий. Но Лариса была строга. Все нитки расписаны на годы вперед, и никому ничего она не обещала. Впрочем, кое-кто уезжал не с пустыми руками.

Камилл собирался выпрашивать две нитки у Игнатьевой, но в столовой ее тоже не было. Не везет… Скользнул взглядом по длиннейшей очереди и вздохнул. Зимой в институте не пообедаешь.

— Камилл Маратович!

Он оглянулся. Из очереди призывно махала рукой Татьяна.

— Идите сюда, я на вас заняла!

Нагрузились щами, куриными крылышками в макаронах, компотом. Пока Камилл относил подносы, Таня раздобыла горчицу.

— Вот спасибо! — обрадовался Усманов.

Татьяна вся искрилась и сияла, вернее, искрило и сияло зеленое ожерелье на ее свитере, который плотно облегал миниатюрную фигурку.

— Ты хоть знаешь, что зеленые алмазы впервые вырастил я?

— Конечно!

— Вырастить было легче, чем теперь достать бусы…

— А что, вам нужно?

— Обещал… — Камилл терпеливо хлебал теплые щи.

— А у меня подруга работает на участке. Отвечает за отправку бус в магазин. Она может достать любую нитку.

— Смотри-ка! — удивился Камилл. — А я, дурак, начальство ищу. Слушай, организуй две нитки!

— Из следующей партии обязательно!

— Я тебе за это подарю браслет из металлического водорода. Только вчера додумался, как увеличить объем алмазного модуля.

Таня стала серьезной, насупила бровки.

— Камилл Маратович, можно спросить? Вот мы мучаемся с водородом. Выращиваем по два кольца в день, ломаем модули. И все равно колец не хватает, потому что — вон сколько больных! Но ведь придет время, когда мы сможем выращивать много колец?

— Обязательно придет. Через десять лет.

— И что тогда? Будем из металлического водорода выделывать ожерелья и браслеты?

— Татьяна, ты — прелесть! Но твой страх за будущее беспочвен. — Камилл отложил вилку и зажег в раскосых татарских глазах карие огоньки. — Я твердо обещаю, что через десять лет мы с тобой вырастим новый потрясающий кристалл. Вот увидишь!