М. Д. Чулкова или кого-либо другого из своего общества восьмидесятых годов.

Воплощением «екатерининской редакции» истории России стал гигантский исторический восьмитомный труд Н. М. Карамзина. Творчество Карамзина не случайно ставят рядом с творчеством его современника — крупного английского писателя и историка Вальтера Скотта. Блестящие исторические романы В. Скотта отличаются тем, что в них очень органично сочетаются реальные исторические события и художественный вымысел. Н. М. Карамзин же не занимался вымыслом — двадцать лет он потратил на то, чтобы органично сочетать вымысел, уже содержавшийся в двух «редакциях» российской истории — «допетровской» и «екатерининской». Поэтому его «История Государства Российского» уже «романизирована» и сама по себе читается так же легко, как и романы В. Скотта.

Весьма показательна и трансформация подхода к выбору исторических тем в творчестве Пушкина. В 1821 г. он пишет поэму «Бахчисарайский фонтан», в 1824 — трагедию «Борис Годунов», в 1828 — поэму «Полтава», в 1833 публикует поэму «Медный всадник» и заканчивает роман «Евгений Онегин» и… погибает в 1837 г., не успевая написать роман «Пугачев». Если в основе поэмы «Бахсчисарайский фонтан» лежит только легенда о похищении русской девушки крымским ханом, то историческая основа трагедии «Борис Годунов» и поэмы «Полтава» уже почерпнута Пушкиным из «Истории Государства Российского» Карамзина, которой он тогда безоговорочно верил. Но в «Медном всаднике» и в романе-меннипее (т. е. имеющем сложную иносказательную конструкцию) «Евгений Онегин» автор именем героя «Евгений» отмечает сложную судьбу своего друга — крупного русского поэта Евгения Баратынского (иначе Боратынского) — потомка тех самых непокорившихся романовым князей Воротынских. За последним князем Воротынским, названным Евгением, повсюду скачет и неумолимый «Медный всадник» — Петр, положивший начало уничтожению Воротыни.

Что же касается подготовки романа «Пугачев», то кажется весьма правдоподобным, что Пушкин, получив высочайшее разрешение на доступ к архивам, слишком близко подошел к раскрытию правды о завоеваниях Екатерины и о сопротивлении им, названном «пугачевщиной». (Не будь под рукой желающих убрать Пушкина дурака-Дантеса, скорее всего, нашелся бы кто-нибудь другой. Но это уже относится к жанру исторического романа.)

Реальная история отличается от исторического романа тем, что в начале любого своего сюжета она не знает его конца. Сюжеты же традиционной истории запрограммированы историографами, поэтому она и не соответствует реальным событиям, а следует программе «общественного договора», идеология которого была разработана гуманистами XVI–XVII вв. Тем не менее, общее ордынское наследие человеческой цивилизации проявляется и сейчас — и в России, и в США, и в Китае…

Без правильного понимания этого общего для всех народов этапа мировой истории XIII–XVI вв. вряд ли можно создать, говоря ученым языком, новую парадигму человеческой цивилизации в начинающейся постгеномной эре, нельзя искоренить национализм, терроризм, рабовладельчество и т. д. А попросту говоря, по-русски — не перестать жить во лжи.