мягко ступая, присоединился к остальным хищникам, в упор глядящим на Марио.
Мелина была не просто ошеломлена, она чувствовала, как все плывет у нее перед глазами, заволакивается серым туманом. Клятва гладиатора громом пронеслась у нее в голове: «Uri, vinciri, verberati, ferroque mecari patior». Он с готовностью клялся быть сожженным, связанным, избитым и зарубленным мечом — священная клятва принять насильственную смерть. Из дыма перед Мелиной возник bestiarius, самый низкий из гладиаторов, чьей профессией было драться со зверьми. При нем были меч, щит и кожаное наручье, и львы проводили его голодными взглядами, когда он повернулся неуверенно, держа перед собой меч так, словно впервые в жизни его видит.
Зверь прыгнул так быстро, что Мелина успела только охнуть, когда он поверг человека наземь и сорвал с него шлем. Это был Марио. Она видела презренный страх у него на лице, кровь там, где она расцарапала ему щеку. Прижимая уши и сверкая глазами, подкралась поближе пантера. Она выбила щит из руки Марио и ловко увернулась от его меча. Губы Марио сложились в какие-то слова, когда напали львы, вдавливая его в песок. Они окружили его, и слабое эхо его криков каплями сочилось из гама, когда бледные фигуры набросились на него, взрыкивая, когда когти вонзались в плоть и принялись рвать мышцы и жилы. С ужасающей грациозностью и быстротой ее лев прыгнул, сомкнул челюсти на обнаженном горле. Голова его поднялась к небу, и с морды его капли крови разбрызгались темными самоцветами.
Мелина глядела как завороженная, с подступающей к горлу тошнотой, сознавая, что время от времени новый лев проплывал сквозь нее, чтобы присоединиться к разъяренной стае. Они разорвали Марио, словно сделан он был из бумаги, и песок напитался кровью, когда они приканчивали остатки, хрустя костями и глотая кишки.
Утихомиренная стая улеглась, принялась вылизываться. От низкого их мурчанья дрожала земля. Ее кот поплыл к ней, голова его покачивалась на ходу, а с морды капала кровь. Обнюхав ее волосы, он положил колоссальную лапу ей на плечо, потом отошел. С тихим криком, похожим на плач, он улегся на землю подле нее, а она, судорожно втягивая в себя воздух, положила руку ему на гриву. Лев повернулся, и Мелина встретила взгляд прекрасных желтых глаз.
Мелина…
Баба…
Она назвала его старым греческим нежным словцом, как звала его тогда, когда она была маленькой, а он сильным, чудесным отцом, который носил ее на руках и защищал от всего мира. Крепче вцепившись в его гриву, она заплакала, сотрясаясь всем телом, а лев мурлыкал, поддерживая ее. Наконец она отпустила его, и, подобно тающему в тишине шепоту, львы поблекли, золото их шкур растворилось во множестве красок — черный, рыжий, пятна, полосы…
Когда она поглядела на арену, изорванные останки Марио тоже поблекли, взбаламученный мокрый песок налип на лицо и руки фигуры, которая шевелилась, но лишь едва-едва.
Мелина поднялась и в сопровождении I Gatti di Roma вышла под черную галерею, а оттуда через арку на тротуар. Прислонившись к древним камням, она на мгновение закрыла глаза, потом открыла их снова: мимо проносились машины, прогуливались пешеходы. Решетка была на своем месте, она снова отрезала ее от Колизея. Изнутри поглядели на нее два желтых глаза, потом мигнули. Тяжелый львиный запах висел в воздухе.
— Мелина!
Она надеялась, что ей никогда больше не придется слышать этот голос, словно теркой царапающий утренний воздух. Мелина подошла к окну и выглянула наружу. Внизу, уперев руки в бока, стояла Рената. У обочины тарахтело такси.
— Ты должна спуститься и сказать нам «до свидания»!
— Ничего я никому не должна, — пробормотала она, отходя от окна.
Она испытала огромное желание остаться в квартире, но что-то звало ее вниз — там ждало ее завершение. В конце концов, она никогда больше их не увидит.
— Сейчас спущусь! — проорала она и начала собираться как можно медленнее, чтобы по возможности взвинтить стоимость их такси.
Мелина не помнила, как добралась домой вчера ночью. Бредя на нетвердых ногах по тротуару, она заметила своего кота, держащегося поодаль под стеной Колизея. Вернувшись домой и оглушенно стягивая одежду, она вытрясла из карманов песок с арены. Повинуясь неведомому порыву, сна ссыпала его в миску и размешала в ней пальцем. Такой сухой, такой крупный. Как пепел. Через несколько дней она купит билет в Афины.
— Марио не хочет выходить из машины, — взвизгнула Рената. — Не знаю, что на него нашло. Он не хочет с тобой прощаться.
— Нет проблем. — Мелина улыбнулась, глянув на тень на заднем сиденье.
— Вы что, поссорились вчера?
— Нет.
Рената поджала губы, готовая допытываться до сути, но когда она заговорила, голос ее звучал до странности тихо:
— Он вернулся вчера с царапинами на щеке. Не сказал мне ни слова. — Ее глаза за стеклами очков казались огромными и неестественно влажными.
Таксист прибавил оборотов работающему вхолостую мотору.
— Он сказал, что никогда больше никуда не поедет.
— Рим иногда так сказывается на людях, — отозвалась Мелина.
И стала ждать, пока Рената подергивалась и жеманно улыбалась.
— Что ж, дорогуша, девушка с деньгами должна путешествовать, так что приезжай нас повидать. Майами такой приятный город.
Мелина слабо улыбнулась и в последний раз поглядела на заднее сиденье такси. Рената обошла машину, залезла внутрь, такси отъехало.
Щелчком выбросив сигарету, Марио высунулся из окна. Щека у него была сальной от мази, под которой царапины горели ярко-красным. Он посмотрел на нее, но глаза его были пусты, казались туннелями внутрь него самого и были полны воспоминаний о вчерашней ночи. Она тоже помнила все — наконец у них появилось что-то общее. Потом он опустил взгляд, и она увидела в нем истинное чувство, страх, что станет ему кандалами, что навсегда будет держать его в тюрьме дыма и теней. Прикосновение мягкой шерстки к ногам сказало ей почему.
ЛитВек: бестселлеры недели
