- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (13) »
Дмитрий Сергеевич Мережковский ИЗ "СОБРАНИЯ СТИХОВ" (1904), "СОБРАНИЯ СТИХОВ" (1910) И "ПОЛНОГО СОБРАНИЯ СОЧИНЕНИЙ" (1912)
«Так жизнь ничтожеством страшна…»
Так жизнь ничтожеством страшна, И даже не борьбой, не мукой, А только бесконечной скукой И тихим ужасом полна, Что кажется — я не живу, И сердце перестало биться, И это только наяву Мне все одно и то же снится. И если там, где буду я, Господь меня, как здесь, накажет — То будет смерть, как жизнь моя, И смерть мне нового не скажет.3 июля 1900
ДВОЙНАЯ БЕЗДНА
Не плачь о неземной отчизне И помни, — более того, Что есть в твоей мгновенной жизни, Не будет в смерти ничего.И жизнь, как смерть, необычайна… Есть в мире здешнем — мир иной. Есть ужас тот же, та же тайна — И в свете дня, как в тьме ночной.
И смерть и жизнь — родные бездны: Они подобны и равны, Друг другу чужды и любезны, Одна в другой отражены.
Одна другую углубляет, Как зеркало, а человек Их съединяет, разделяет Своею волею навек.
И зло, и благо, — тайна гроба И тайна жизни — два пути — Ведут к единой цели оба. И все равно, куда идти.
Будь мудр, — иного нет исхода. Кто цепь последнюю расторг, Тот знает, что в цепях свобода И что в мучении — восторг.
Ты сам — свой Бог, ты сам свой ближний, О, будь же собственным Творцом, Будь бездной верхней, бездной нижней, Своим началом и концом.
Между 1895 и 1899
«О, если бы душа полна была любовью…»
О, если бы душа полна была любовью, Как Бог мой на кресте — я умер бы любя. Но ближних не люблю, как не люблю себя, И все-таки порой исходит сердце кровью.О, мой Отец, о, мой Господь, Жалею всех живых в их слабости и силе, В блаженстве и скорбях, в рожденье и могиле. Жалею всякую страдающую плоть.
И кажется порой — у всех одна душа, Она зовет Тебя, зовет и умирает, И бредит в шелесте ночного камыша, В глазах больных детей, в огнях зарниц сияет.
Душа моя и Ты — с Тобою мы одни, И смертною тоской и ужасом объятый, Как некогда с креста Твой Первенец Распятый, Мир вопиет: Ламма! Ламма! Савахфани.[1]
Душа моя и Ты — с Тобой одни мы оба, Всегда лицом к лицу, о, мой последний Враг. К Тебе мой каждый вздох, к Тебе мой каждый шаг В мгновенном блеске дня и в вечной тайне гроба.
И в буйном ропоте Тебя за жизнь кляня, Я все же знаю: Ты и Я — одно и то же, И вопию к Тебе, как сын твой: Боже, Боже, За что оставил Ты меня?
Между 1895 и 1899
ДЕТСКОЕ СЕРДЦЕ
Я помню, как в детстве нежданную сладость Я в горечи слез находил иногда, И странную негу, и новую радость — В мученье последних обид и стыда.В постели я плакал, припав к изголовью; И было прощением сердце полно, Но все ж не людей, — бесконечной любовью Я Бога любил и себя, как одно.
И словно незримый слетал утешитель, И с ласкою тихой склонялся ко мне; Не знал я, то мать или ангел-хранитель, Ему я, как ей, улыбался во сне.
В последней обиде, в предсмертной пустыне, Когда и в тебе изменяет мне всё, Не ту же ли сладость находит и ныне Покорное, детское сердце мое?
Безумье иль мудрость, — не знаю, но чаще, Все чаще той сладостью сердце полно, И так, — что чем сердцу больнее, тем слаще, И Бога люблю и себя, как одно.
16 августа 1900
ТРУБНЫЙ ГЛАС
Под землею слышен ропот, Тихий шелест, шорох, шепот. Слышен в небе трубный глас: — Брат, вставай же, будят нас. — Нет, темно еще повсюду, Спать хочу и спать я буду, Не мешай же мне, молчи, В стену гроба не стучи. — Не заснешь теперь, уж поздно. Зов раздался слишком грозно, И встают вблизи, вдали, Из разверзшейся земли, Как из матерней утробы, Мертвецы, покинув гробы. — Не могу и не хочу, Я закрыл глаза, молчу, Не поверю я обману, Я не встану, я не встану. Брат, мне стыдно — весь я пыль, Пыль и тлен, и смрад, и гниль. — Брат, мы Бога не обманем, Все проснемся, все мы встанем, Все пойдем на Страшный суд. Вот престол уже несут. Херувимы, серафимы. Вот наш царь дориносимый.[2] О, вставай же, — рад не рад, Все равно ты встанешь, брат.27 мая 1901
МОЛИТВА О КРЫЛЬЯХ
Ниц простертые, унылые, Безнадежные, бескрылые, В покаянии, в слезах, — Мы лежим во прахе прах, Мы не смеем, не желаем, И не верим, и не знаем, И не любим ничего. Боже, дай нам избавленья, Дай свободы и стремленья, Дай веселья Твоего. О, спаси нас от бессилья, Дай нам крылья, дай нам крылья, Крылья духа Твоего!<1902>
ВЕСЕЛЫЕ ДУМЫ
Без веры давно, без надежд, без любви, О странно веселые думы мои!Во мраке и сырости старых садов — Унылая яркость последних цветов.
1900
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Глядим, глядим все в ту же сторону, За мшистый дол, за топкий лес, Вослед прокаркавшему ворону, На край темнеющих небес.Давно ли ты, громада косная В освобождающей войне, Как Божья туча громоносная, Вставала в буре и в огне?
О, Русь! И вот опять закована, И безглагольна, и пуста, Какой ты чарой зачарована, Каким проклятьем проклята?
А все ж тоска неодолимая К тебе влечет: прими, прости. Не ты ль одна у нас, родимая, Нам больше некуда идти.
Так, во грехе тобой зачатые, Должны с тобою погибать Мы, дети, матерью проклятые И проклинающие мать.
28/15 сентября 1909 Веймар
СТАРИННЫЕ ОКТАВЫ Octaves du passé
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
I
Хотел бы я начать без предисловья, Но критики на поле брани ждут, Как вороны, добычи для злословья, Слетаются на каждый новый труд И каркают. Пошли им Бог здоровья. Я их люблю, хотя в их толк и суд Не верю: все им только брани повод… Пусть вьется над Пегасом жадный овод.II
Обол — Харону:[3] сразу дань плачу Врагам моим. В отваге безрассудной Писать роман октавами хочу. От стройности, от музыки их чудной Я без ума; поэму заключу В стесненные границы меры трудной. Попробуем, — хоть вольный наш язык К тройным цепям октавы не привык.III
Чем цель трудней — тем больше нам отрады: Коль женщина сама желает пасть, Победе слишком легкой мы не рады. Зато над сердцем непокорным власть,- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (13) »