Паншин Алекс Обряд перехода

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Если честно, я не в состоянии вспомнить все, что происходило со мной до и во время Испытания, так что кое-где я заполнила пробелы выдуманными событиями — ложью, если угодно.

Совершенно очевидно, что я никогда не умела высказываться и наполовину так гладко, как излагаю свою историю здесь. Некоторые происшествия целиком мною вымышлены. Однако это не имеет значения. Описанные события достаточно близки к тому, что происходило в действительности, но главное в этом рассказе — не столько события, сколько перемены, имевшие место во мне (и со мной) семь лет назад. Именно за ними вам и нужно следить в оба глаза. Не начнись эти перемены — я бы не выучилась на ординолога, не вышла бы замуж за того человека, за которого вышла, и даже — меня не было бы в живых. Перемены здесь переданы точно — никакой выдумки.

Я помню, что прошло много времени, прежде чем я начала расти. Для меня это было важно. Когда мне исполнилось двенадцать лет, я была черноволосой, черноглазой девочкой, худенькой, маленькой, без признаков фигуры. Мои друзья незаметно менялись, а я оставалась все такой же, как раньше, и уже начинала терять надежду. Хотя бы потому, что по словам Папы, он заморозил меня в моем тогдашнем виде. Такой вот удар он нанес мне в один прекрасный день, когда мне еще было десять лет; Папе вдруг захотелось меня подразнить.

— Миа, — сказал он, — ты мне нравишься такой, какая ты сейчас есть. Если ты вырастешь и станешь другой, это будет сущим безобразием.

— Но я хочу вырасти! — возразила я.

— Нет, — задумчиво произнес Папа. — Лучше я возьму и заморожу тебя. Вот такой. Прямо сейчас. — Он взмахнул рукой. — Считай себя замороженной! Я настолько всерьез обиделась, что Папа продолжил эту игру. К двенадцати годам я изо всех сил старалась не обращать на нее внимания, но это удавалось с трудом: с десяти лет я так и не выросла по-настоящему, оставаясь по-прежнему маленькой и плоской. И когда Папа в очередной раз принимался меня дразнить, единственное, чем я могла ответить, что все это неправда… А потом я вообще перестала ему отвечать.

Однажды, перед тем, как мы переехали из Альфинг-Куода, я пришла домой с синяком под глазом. Папа глянул на меня и спросил только:

— Ты победила или проиграла?

— Победила, — буркнула я.

— Ага, — произнес Папа, — значит, я могу тебя не размораживать. Незачем, раз ты можешь за себя постоять.

Это произошло, когда мне было двенадцать лет. Я ничего не ответила, мне нечего было сказать. И, кроме того, я и так уже была зла на Папу.

То, что я не взрослела, было лишь одной из моих проблем. С другой стороны, мне мешало мое балансирование на натянутом канате: я не хотела идти вперед мне не нравилось то, что я там видела; но и назад я тоже не могла идти ничего хорошего не встретилось мне на уже пройденном жизненном пути. Но нельзя всю жизнь провести на натянутом канате, и я не знала, что мне делать.

На Корабле есть три главных праздника и несколько неглавных. Четырнадцатого августа мы празднуем Старт Корабля — в прошлом августе была 164-я годовщина. Затем, между тридцатым декабря и первым января отмечается Конец Года. Пять дней — никакой школы, никаких домашних заданий, никакой работы. Повсюду застолья, повсюду висят украшения, тебя навещают друзья… Подарки, вечеринки… Каждый четвертый год добавляется один день к календарю.

Это — два веселых праздника.

Девятое марта — другое дело. Именно в тот день была уничтожена Земля, а события такого рода не празднуют. Это то, чего нельзя забывать.

Из всего, чему меня научили в школе, вытекало, что истинной причиной всех войн является перенаселение. В 2041 году на одной лишь Земле жило восемь миллиардов человек, и никто не мог спокойно даже чихнуть, чтобы не попало на других. Не хватало домов, не хватало школ и учителей, узкие дороги не справлялись с чудовищным движением, природные ресурсы истощились, и каждый человек постоянно недоедал, хотя до настоящего голода еще далеко. Никто не смел повысить голос: сделай он это, он побеспокоил бы сотню других людей, нарушив законы и кучу постановлений по соблюдению порядка. Такая жизнь, наверное, — все равно что находиться в библиотеке со строгим библиотекарем все двадцать четыре часа в сутки. А население все продолжало расти. Есть предел тому, как долго такое может продолжаться, и предел этот был достигнут сто шестьдесят четыре года назад.

Я знаю, мне повезло, что я вообще живу. Мои прапрадеды оказались среди тех, кто понимал, что надвигается на людей, и именно их я должна благодарить за то, что родилась на свет здесь, на борту Корабля. Переселиться куда-нибудь еще в пределах Солнечной Системы было нельзя. Земля представляла собой не только единственную приличную недвижимость в округе, но и, когда ее уничтожили, та же участь постигла все колонии в Системе. Первый из больших Кораблей был закончен в 2025 году — один из восьми, которые сейчас в полете. Два улетели недостроенными с остальными людьми в 2041 году. Между этими двумя датами мы, Корабли, основали 112 колоний на планетах стольких же звездных систем. (Сто двенадцать их было вначале, но немало колоний погибло, и по крайней мере семь вели себя плохо, и их пришлось «морально дисциплинировать». Так что сейчас существует около девяноста колоний.) Мы усвоили урок. И, хотя на Корабле лишь небольшое, замкнутое общество, мы не выродимся. И перенаселения у нас тоже не будет. У нас есть предохранительный клапан. Не позднее трех месяцев с того дня, как вам исполнится четырнадцать лет, вас забирают с Корабля и высаживают в одиночку на одну из планет-колоний. И вы обязаны — в меру своих сил и возможностей — прожить там тридцать дней. Не бывает никаких исключений, и имеется разумно высокий процент смертей. Если ты глуп, придурковат, незрел или просто неудачник, то ты не проживешь этот месяц. Но если ты вернулся домой — ты становишься взрослым.

Так вот, проблема моя заключалась в том, что в двенадцать лет я боялась не умереть, я боялась покинуть Корабль. Я даже не могла найти в себе мужества оставить тот Куод, в котором мы жили.

Месяц проживания мы называем Испытанием, и кажется, с тех пор, как мне минуло одиннадцать, не было дня, чтобы оно хоть однажды не приходило мне на ум. Как раз в то время сын одного человека по фамилии Чаттерджи должен был, как полагается, отправиться на Испытание. Отец, однако, сомневался, что парень в нем преуспеет. Стараясь облегчить сыну экзамен, он пошел на большие хлопоты: выяснил, куда предполагали забросить парня, а затем проинструктировал его обо всех опасностях, которые, как он узнал, должна была таить та планета. Потом,