представление со слов Кутырина. Ему казалось, что это были переодетые слуги антихриста в образе людей. А в антихриста Жига верил и знал, что его пришествие ожидается в ближайшие годы. Все признаки, указанные в библии, точно сходились. И русско-японская война и смута по всей земле…

Пройдя несколько шагов, Жига снова остановился и прислушался. Звуки пианино пробивались через двойные рамы и еле слышно, но четко доносились до слуха полицейского.

Музыку Жига любил только в пьяном состоянии. В трезвом она настраивала его на грустный лад. Сердце начинало сжиматься от непонятной жалости, а кого и что надо было жалеть, — он не знал. Жигу никто не жалел, а он и подавно. Так и сейчас. Как только в тихом звоне струн появилась стройная мелодия вальса, к сердцу полицейского подкралась жалость. Чтобы не расстроиться окончательно, он тронулся дальше, заглушая музыку скрипом шагов. Дойдя до переулка, Жига остановился как вкопанный.

Во втором доме от угла из трубы поднимался столб дыма и был ясно виден на фоне неба. По спине у полицейского поползли мурашки. «Что за наваждение! — подумал он. — Печка топится».

Дом этот был давно покинут и стоял с заколоченными окнами, наполовину занесенный снегом. Принадлежал он повешенному после восстания шахтеру Зотову.

Сообразив, что дело «не чисто», Жига торопливо перекрестился, но дым не пропал и противное чувство страха не исчезло. Если бы это случилось в другое время, Жига, пожалуй, бы не испугался или испугался меньше, но на рождество от нечистой силы можно ждать чего угодно.

Долг призывал выяснить «происшествие», и Жига, вторично перекрестившись, свернул в переулок и осторожно приблизился к дому. Щели заколоченного досками окна светились ровным огоньком. Полицейский оглянулся. В переулке ни души.

«Что, если хозяин домой вернулся?» — мелькнула в голове непрошеная догадка. Городовой ясно представил себе, как сей­час из дома выйдет Зотов, этот крупный, суровый, большой силы человек и неторопливой, развалистой походкой подойдет к нему. Пойдет он босым, как и был повешен, а ноги его не будут проваливаться в снегу… На шее у него черный рубец от веревки…

В этот момент конторский сторож захлопал деревянной колотушкой. От неожиданности Жига шарахнулся в сторону.

Опомнившись, он крикнул, не поворачивая головы:

— Архипыч! Ты?

— Ась!

— Поди сюда!

Когда старик подошел, Жига молча указал рукой на огонек, по-прежнему мелькавший в щелях.

— Чего там? — не понял сторож. — Огонь, что ли?

Присутствие старика прибавило бодрости. Кроме того, полицейский заметил глубокие следы в снегу, протоптанные от дороги к дому.

— Хозяин вернулся… — хрипло сказал Жига, показывая рукой на дом.

— С нами крестная сила! — прошептал, крестясь, старик. — Скажет же такое…

— Пойдем поглядим… Иди за мной, не бойся.

Они направились к крыльцу. Следы шли кругом, делали петли. Видимо, кто-то долго бродил около дома, прежде чем войти. Держась друг за друга, ощупью, полицейский и сторож прошли сени, нащупали скобу, распахнули дверь и увидали бородатого, высокого, незнакомого мужчину. Вероятно, он слышал их шаги в сенях и спокойно ждал около печки, которую успел недавно растопить.

— Кто такой? — строго спросил Жига, внимательно разглядывая незнакомца.

— А что, разве не видишь? Человек мужского пола, с руками, с ногами, — шут~ ливо ответил тот.

— Фамилия как?

— Непомнящий.

— Это фамилия такая?.. Ну-ка, покажи паспорт.

— Нет у меня паспорта.

— Почему нет паспорта? Беглый?

— Зачем беглый… На заработках в Перми был. Сейчас домой пробираюсь.

— Куда домой?

— В Чердынь.

Насмешливые глаза мужчины и спокойный тон ответов сбивали с толку, но Жигу трудно было провести. В полиции он служил не первый год и редко смущался. Обстоятельства встречи и одежда этого человека говорили сами за себя.

— А зачем ты сюда пришел? Видишь, дом заколочен? — грубо продолжал спрашивать Жига.

— Вижу… Потому и зашел, что заколо­чен. Значит, не живут. Хотел переночевать.

— Для ночевки я тебе найду место потеплее. Ну-ка, гаси огонь!

— А что я такое сделал? Мешаю тебе, что ли?

— Бродяга ты — вот что. Беглый! Меня не проведешь. Глаз у меня наметанный. Архипыч, погаси в печке огонь, а ты пойдем со мной!

Старик вышел. Мужчина стоял в нерешительности. Жиге вдруг показалось, что он хочет броситься на него и даже сделал движение. Городовой невольно отскочил в сторону и схватился за кобуру.

— Какой пугливый!.. Не бойся, не трону, — усмехнулся мужчина и, взяв кушак с лавки, стал неторопливо подпоясываться.

Жига все-таки вытащил револьвер. Влажный от меховой варежки палец цеплялся за мерзлую сталь.

— Вот, будь ты неладная! — выругался он и, подойдя к печке, стал отогревать на­ган.

Так они стояли некоторое время, поглядывая друг на друга, пока старик не принес снегу.

— Выходите. Погашу, темно станет.

Вышли на улицу и неторопливо двинулись к участку. Жига надеялся, что задержанный попросит его отпустить, может быть, даже предложит хорошие деньги из награбленных по дороге, но тот молчал.

— Из Сибири бежал? — спросил городовой. — По одежде видать — снял с кого-то?

Мужчина молчал.

— Что ты, в рот воды набрал? Говори, когда спрашивают, — рассердился Жига.

— Не о чем нам говорить. С приставом буду говорить.

— С приставом? Поговори, поговори… Он вашего брата жалует!

Жига шел сзади. Когда нужно было поворачивать в переулок, где находился участок, мужчина, не оглядываясь, свернул.

— Дорогу знаешь? — удивился Жига. — Бывал, что ли, здесь?

Задержанный молчал.

3. СИРОТЫ

Поднимаясь по улице в гору, лошади выбивают желоб на дороге. В таком желобе хорошо кататься на ледяшке. Еще лучше — на санках с тонкими железными полозьями.

Сеня Богатырев шагал по дороге и мечтал о санках, обитых красным бархатом, с кистями по бокам. На днях он видел, как неумело пытались кататься на таких санках инженерские дети. Бороздилками у них были тонкие машинные гвозди, править они не умели и на первом же повороте перевернулись…

— Эй! Эй! Берегись! — раздался крик за спиной, и он отскочил в сторону.

По желобу вихрем пронесся на ледяшке мальчик.

— Кузька! Кузька!

Кузя услышал окрик приятеля, ловко свернул в переулок и, поднимая бороздилками снежную пыль, изо всей силы затор­мозил. Когда Сеня подбежал, он пытался выправить согнувшийся при торможении кончик большого кованого гвоздя.

— Сделал ледяшку? — спросил Сеня, перевернув обрубок толстой доски, затесанной спереди наподобие лодочного носа. С видом знатока, он провел грязной от угольной пыли варежкой по гладкой