американец не сказал ни слова. О Великом Кольце – и того меньше...

«Не хочет объединяться, – проницательно соображал Федор Федорович. – Некогда им там, в Нью-Йорках, бродить по черному рынку и разыскивать у книжных жучков цветные фотоальбомы для Федора Федоровича. Но, главное, ответил. Человеком оказался, а не марсианином... Человек все-таки ближе».

Лягушка квакнула, Луна вздрогнула, Федор Федорович очнулся, согнал лягушку и пошел домой.

Дома его ожидал еще один сюрприз! Пока он курсировал по Райцентру, к нему в гости заявилась Аэлита-82, открыла ногтем мизинца дверной замок и уже успела расположиться в квартире: губной помадой пририсовала Магомету красные буденовские усы и раскидала везде свои марсианские вещи: малахитовую шкатулку, баскетбольную сумку и французские духи «Ночная магия». Их тонкий аромат Федор Федорович сразу оценил – это вам не сиреневый одеколон!

– Здравствуй, папочка! Ой, это мне сирень? Откуда ты такой грязный?

Она стянула с онемевшего Федора Федоровича резиновые сапоги и вымыла их под краном. В совмещенном санузле уже висели ее трусики, лифчики и знаменитый, но давно полинявший, купальник, умещавшийся в малахитовой шкатулке. Этот купальник Аэлита еще возила с собой, хотя войти в него уже не могла, как не могла войти в усохшие марсианские каналы или в ту же реку, некогда впадавшую в Эвксинский Понт. Все ушло в прошлое без всякой машины времени. Куда подевались ее «юношеская тонкость» и «бело-голубоватость», так восхищавшие графа Алексея Толстого? «Приподнятый нос» и «слегка удлиненный рот» не были уже «по-детски нежны», а в «огромных зрачках пепельных глаз» не светились «взволнованные искорки». С каждым годом Аэлита-82 толстела по астрономическому правилу Тициуса-Боде. Письмо от Федора Федоровича ей переслали из Зауральска в Петропавловск-на-Камчатке, оттуда – в Ташкент, из Ташкента – еще куда-то, потому что Аэлита не сидела на месте, а носилась по стране то с фэнами, то с рокерами, то с рок-группами, то даже с примитивными футбольными фанатами носилась она...

«Спа-ар-так» – чемпион!"

Попала на Землю и загуляла. Загастролировала. Невидимый миру лиловый синяк на бедре, припудренный фонарь под глазом, охрипший голос («Аэлита заговорила, точно дотронулась до музыкального инструмента, – так чудесен был ее голос»), любовь к «шипучему игристому типа шампанского», множество других любовей ничему хорошему не способствовали. Опять же – свалилась с Луны или прилетела с Марса, а жить где без постоянной прописки? На чужих квартирах? Или углы снимать? Где? В Зауральске или в нижневартовских общагах? На острове Врангеля? Работать где? Кем? Марсианские канавы рыть на газопроводе Уренгой-Тмутаракань, трубоукладчицей?

Тут ничего смешного нет: надо же марсианской Аэлите как-то жить на Земле? Надо же ей куда-нибудь лечь, как той подбитой подводной лодке? Везде до горизонта крейсеры, линкоры и бронепоезды... Так и норовят!

Федор Федорович все это дело выслушал, накормил, напоил, отпустил грехи, по головке погладил, и стала Аэлита жить у него на раскладном кресле в комнате, а он – на стеганом одеяле в кухне. Никогда еще Федор Федорович не был так счастлив! Все его сокровенные желания исполнялись: Аэлита приехала, Рей Бредбери называл его своим дорогим френдом, Великое Кольцо начинало функционировать. Отправился он в облупленный пустой универмаг, что за неолитическим мусорником, и купил себе пружинистую раскладушку с матрасом, а Аэлите – пустой крокодилообразный кошелек для денег. Вообще, ходил именинником и всем, всем, всем показывал письмо Рея Бредбери – Варваре Степановне из «Продмага», начальствующим соседям, подавальщице в «Iдальне», паспортистке в милиции, куда он пришел хлопотать о постоянной прописке для Аэлиты на своей жилплощади. Так осмелел, что однажды с беззаботным видом прогулялся мимо химзоны и показал фигу охраннику в марсианском треножнике.

Какие-то таинственные и не совсем трезвые незнакомцы останавливали его и спрашивали:

– Батя, как там с жизнью на Марсе?

Федор Федорович степенно объяснял, что американские «Викинги» таковую не обнаружили, но это еще ни о чем не говорит.

Миновало три дня. На почту больше не вызывали и писем не приносили. Никто пока не отвечал – ни Лем, ни Буль, ни братья Стругацкие. Молчали также Азимов, Шекли и Гарри Гаррисон. Значит, пишут...

Федор Федорович умел ждать. Он немного подуспокоился и опять принялся штудировать свои книги, стремясь по ходу вовлечь Аэлиту в сферу интересов Великого Кольца. Почему бы Аэлите, например, не стать его секретаршей?

Но Аэлита лишь зевала и точила когти в ожидании паспортного штампа о прописке и исчезновения фонаря под глазом. Похоже, она в жизни вообще ничего не читала, кроме, разве что, «Колобка», хотя имела солидную репутацию любительницы фантастики. Она больше любила рисовать. Магомет с помощью богохульной помады постепенно превращался в Семена Буденного, Христос – в доброго старосту Калинина, Конфуций – в заурядного пьяницу. К скифским идолам и японским богам Аэлита пока приглядывалась, оставляя их на потом.

Наконец фонарь под глазом сошел, хотя с пропиской дело не двигалось – свое свидетельство о рождении, без которого прописка ну никак невозможна, Аэлита давным-давно потеряла где-то на Марсе. Нужно было восстанавливать метрику по месту рождения, писать запрос тамошним бюрократам, ожидать ответа... Аэлита вздохнула, вынула из малахитовой шкатулки синюю помаду, примерилась и пририсовала скифским истуканам доблестные натуралистические мужские достоинства. Потом покрасила когти зеленым лаком и сказала:

– Пойду. Скучно. Надо починить телевизор.

Вернулась она на следующее утро с тяжелопохмельным телемастером, похожим на Ален Делона, и с новым фонарем, но уже под другим глазом. Мастер дрожащей рукой совал отвертку в нутро телевизора и напевал с одеколонной отрыжкой, едва ворочая языком:

Телевизор в отместку из последних сил ударил телемастера током, а сам сгорел. Валил дым, приезжали пожарные со «скорой помощью»...

– Ален Делон не пьет одеколон, – намекнул Аэлите врач «скорой помощи», увозя телемастера в больницу.

– И говорит по-французски, – согласилась Аэлита.

Все на этот раз обошлось, хотя Федор Федорович заплатил пожарникам штраф и очень испугался за книги:

– Один пожар, и все сгорит!

Отправился он на сахарный завод в отдел кадров договариваться об