крайней мере принесла бы ему воды. Теперь же он был обречен на смерть.

Даг уставился в непроглядный мрак своей темницы, сожалея, что упустил последний шанс выжить.

Христос помог ей – пусть даже языческие боги и были против нее! Фиона в изнеможении вздохнула, возвращая факел в подставку на стене коридора, ведущего к покоям ее отца. Еще недавно ее план казался ей таким великолепным, но теперь, вспоминая воспаленную, бессильно обвисшую руку викинга, она чувствовала, что все ее надежды пошли прахом: громадный воин потерял сознание от одного ее прикосновения. Было совершенно ясно, что он умирает. Какая потеря, угрюмо подумала девушка, – такому великолепному мужчине предстоит сгнить в подземелье ее отца! Дыхание ее участилось при одном только воспоминании о том, как она впервые увидела раненого воина; он был так высок, так мускулист, его длинные, слегка волнистые волосы в свете факела отливали червонным золотом, а черты лица, даже искаженные страданием, были столь прекрасны, что лицо это казалось отлитым из бронзы искусным скульптором.

Отчаяние охватило ее при мысли о сырых, холодных стенах прохода, ведущего в подземелье, куда он был брошен, о крысах и прочей нечисти, которые в изобилии водились там. Лишенный воды, он не долго будет мучиться и скоро обретет свой конец.

Фиона вздохнула: если бы только она могла помочь ему! Но то были пустые мечты. Он – ее враг. Когда кровожадные викинги напали на владения ее отца, они никого не щадили: насилия, убийства, грабеж были для них обычным делом. Вот почему порядочная женщина не должна питать сочувствия к этим варварам.

Но в том-то и была вся прелесть ее плана: она задумала отдать свою девственность захваченному в плен викингу и поставить отца перед фактом – пусть тогда он попытается выдать ее замуж за гордого Сивни Длиннобородого. Ни один мужчина, в жилах которого течет королевская кровь, не пожелает ее после того, как она побывает в руках викинга.

Вызывающая усмешка, скользнув по губам Фионы, тут же пропала: она снова вспомнила страшную сцену в подземелье.

Викинг этот, видимо, был слишком слаб и болен, чтобы возжелать ее как женщину. Если она не сможет расшевелить его, ей придется отказаться от своего плана избежать ненавистного брака, которого добивался отец. Когда Фиона думала о своем женихе, в горле у нее вставал ком. Разве можно было сравнить умирающего викинга и этого противного Сивни! Первый – высокий и красивый, второй – толстый и кривоногий, с гнилыми зубами и бугристой кожей.

Но куда хуже, чем внешность черноволосого Сивни, были его распутство и жестокость. Когда взор его останавливался на ней, Фиона кожей ощущала голод, который горел в нем, и это отталкивало ее куда больше, чем кислая вонь, исходившая от викинга. Грязь можно смыть, раны пленника залечить; но ничем невозможно было исправить низкую душу Сивни. А ведь он даже гордился своими дурными привычками, своей отталкивающей внешностью! Сивни не изменил бы свой характер ради самой красивой и богатой женщины, и, уж конечно, он не станет меняться ради единственной дочери Доналла Мак-Фрахнана.

Неожиданно Фиона застыла на пороге комнаты, в которой она спала вместе с другими незамужними женщинами. Только сейчас до нее начало доходить, что положение с викингом вовсе не так безнадежно, как ей представлялось раньше. Если она омоет и перевяжет его рану, а потом накормит и напоит его, он вскоре придет в себя, и тогда она осуществит то, что задумала.

Девушка быстро сосчитала время, оставшееся до бракосочетания. Увы, у нее было всего лишь две недели, но, если не медлить, и этого могло хватить. Викинг явно силен и вынослив, иначе он бы уже давно погиб; если ему помочь, он вполне сможет восстановить силы.

Фиона направилась к плетеной из тростника кровати, которую она делила вместе со своей сводной сестрой Дювессой. Присев на край, она принялась заплетать волосы. Если и существовал такой человек, который смог бы научить ее, как оказать помощь раненому, то это могла быть только ее тетка Сиобхан, жившая в лесу в небольшой избушке неподалеку от Дунсхеана, укрепленного поселения отца Фионы. Хотя святой, поселившийся в усадьбе отца, и называл Сиобхан ведьмой, а ее мази и снадобья считал богопротивным делом, Фиона не верила в то, что использование трав и растений на пользу людям может считаться злом.

Уложив волосы, девушка сняла свою новую зеленую тунику и надела старую и уже довольно грязную, коричневого цвета. Она надеялась, что обтягивающее платье поможет ей соблазнить викинга, но тот, по всей видимости, был чересчур слаб, чтобы обратить на него внимание; даже когда она совсем разделась, он так и не решился притронуться к ней!

При воспоминании об этом довольно рискованном поступке щеки Фионы зарделись; на миг ей показалось, что глубоко посаженные глаза пленника снова внимательно рассматривают ее, постепенно наполняясь изумлением и еще каким-то чувством, похожим на страх. Но у нее не было никакого оружия, и она не сделала ни одного движения, которое могло бы испугать его, – даже раненный, викинг сохранил в своем великолепном теле достаточно сил, чтобы овладеть ею.

Фиона застегнула на талии бронзовый пояс, а свою элегантную зеленую тунику повесила в углу комнаты. Когда она в следующий раз посетит викинга, ее оружием будет не привлекательная внешность, а магические травы тетки да еще изрядная доля смелости. Мысль о том, что она задумала, заставила ее сердце биться чаще – это было похоже на выхаживание дикого зверя; на то, когда он поправится, что удержит животное от того, чтобы броситься на нее?

Сердце Фионы забилось еще сильнее, когда она представила себе, как ее обнимают длинные сильные руки викинга, а его словно резцом очерченные губы прижимаются к ее губам. Если он изнасилует ее, то она достигнет своей цели – избавится от необходимости выйти замуж за Сивни. Но так ли она уверена, что викинг позволит ей после этого уйти? Насладившись ею, он может просто-напросто задушить ее или использовать как заложницу для побега.

Фиона поежилась. Дело оказывалось не таким простым, как казалось поначалу: ей надо было не только побудить викинга овладеть ею, но и суметь ускользнуть после этого в целости и сохранности. А что будет с ним потом, когда ее отец узнает, что его планы пошли прахом? Доналл может тут же сорвать свою ярость на окружающих, и уж точно трепка предстоит ей самой, хотя вряд ли отец станет сильно бить ее: даже потерявшая привлекательность в качестве королевской невесты, она все еще будет занимать определенное место в его планах. Пленника же, без всякого сомнения, ждут пытки и жестокая казнь.

Это было глупо, бессмысленно, но Фиона не могла не испытывать