тяжелей. От его слабого тела разит мокрой одеждой и табаком. Много куришь, Уильям, следует подумать о своем здоровье.
Вот и здание. Наконец. Захожу под железобетонную плиту и прислоняюсь к колонне. В небе с глухим треском вспыхивает ракета, ночь становится розовой и ясной.
Снова темнота. Значит, надо двигаться. Этот Сеймур ничего не ест, а такой тяжелый, словно из камня. Хорошо, что нам некуда спешить. Нас никто не ждет.
А точно ли никто? Снова вы обманули меня, Уильям. Только я добрался до дерева между двумя домами, как слышу голос Мод:
— Сюда, Альбер!
Она сидит в черном «ситроене» и машет из окошка рукой, но, увидев, что я с багажом, выскакивает помогать мне.
— Он мертвый?
Ее голос немного дрожит.
— Этот вопрос еще не решен… — отвечает вместо меня Уильям и снова закрывает глаза.
…Под действием снотворного Сеймур проспал почти целый день, так что не надоедал мне своей идеей о человеческой истории, которую он трактует как кладбище. Оказалось, что он вывихнул и вторую ногу, но, по мнению врача, найденного и доставленного Мод в ту же ночь, время и покой исцелят его. И вот наступило время прощания. Мы поцеловались не очень горячо, ибо Мод не принадлежит к пылким натурам. — Как там Уильям? — Он хотел бы вас увидеть. Я застал его с сигаретой в уголке рта. Он полулежал, опершись на кучу подушек, и смотрел в потолок. Когда я зашел, он медленно повернул голову. — Отправляетесь, Майкл? — Я отправился почти три месяца тому назад, Уильям, но до сего времени не поехал. — Понимаю, что устроил вам много неприятностей… Только не знаю, надо ли извиняться, если вся наша жизнь — одни неприятности. — Не терзайтесь этими проблемами. — Думаю, что вместо извинения перед вами разумней поблагодарить — вы спасли меня. Мне это очень неприятно, Майкл, что именно вы спасли меня. — В таком случае забудьте об этом. — Потому-то мне и неприятно, что я не смогу забыть этого. Буду вспоминать вас. Мало того, что мне надо ходить на могилу матери, так теперь я еще буду вспоминать вас. …Дверь купе порывисто открывается, но на этот раз на пороге стоит девушка с подносом в руках: — Не желаете ли чего-нибудь, господин? — Я бы выпил кофе. Когда девушка подает мне пластмассовую чашечку, я спрашиваю: — Сколько еще ехать до Женевы? — Не больше часа, господин. Женева. Маленькая крутая улочка — Гран рю. И маленький пожилой человечек с печальными глазами, который служит мне почтовым ящиком. Ведь прежде всего — наладить связь. Все другое как-нибудь наладится. Трудно даже представить себе: прошло уже два с половиной месяца с тех пор, как я тронулся домой, но и по сей день не добрался. А ведь говорят, век техники сократил расстояния! Возможно, где-то и сократил, только не в нашем деле, где по утру далеко не всегда можно судить, как сложится день.
…Под действием снотворного Сеймур проспал почти целый день, так что не надоедал мне своей идеей о человеческой истории, которую он трактует как кладбище. Оказалось, что он вывихнул и вторую ногу, но, по мнению врача, найденного и доставленного Мод в ту же ночь, время и покой исцелят его. И вот наступило время прощания. Мы поцеловались не очень горячо, ибо Мод не принадлежит к пылким натурам. — Как там Уильям? — Он хотел бы вас увидеть. Я застал его с сигаретой в уголке рта. Он полулежал, опершись на кучу подушек, и смотрел в потолок. Когда я зашел, он медленно повернул голову. — Отправляетесь, Майкл? — Я отправился почти три месяца тому назад, Уильям, но до сего времени не поехал. — Понимаю, что устроил вам много неприятностей… Только не знаю, надо ли извиняться, если вся наша жизнь — одни неприятности. — Не терзайтесь этими проблемами. — Думаю, что вместо извинения перед вами разумней поблагодарить — вы спасли меня. Мне это очень неприятно, Майкл, что именно вы спасли меня. — В таком случае забудьте об этом. — Потому-то мне и неприятно, что я не смогу забыть этого. Буду вспоминать вас. Мало того, что мне надо ходить на могилу матери, так теперь я еще буду вспоминать вас. …Дверь купе порывисто открывается, но на этот раз на пороге стоит девушка с подносом в руках: — Не желаете ли чего-нибудь, господин? — Я бы выпил кофе. Когда девушка подает мне пластмассовую чашечку, я спрашиваю: — Сколько еще ехать до Женевы? — Не больше часа, господин. Женева. Маленькая крутая улочка — Гран рю. И маленький пожилой человечек с печальными глазами, который служит мне почтовым ящиком. Ведь прежде всего — наладить связь. Все другое как-нибудь наладится. Трудно даже представить себе: прошло уже два с половиной месяца с тех пор, как я тронулся домой, но и по сей день не добрался. А ведь говорят, век техники сократил расстояния! Возможно, где-то и сократил, только не в нашем деле, где по утру далеко не всегда можно судить, как сложится день.