некоторые технические нововведения автора. Стихотворение имеет нерифмованную структуру, построенную на параллелизмах. Автор почти не пользуется знаками препинания. Это формальное решение, может быть, и неудачно, но в действительности оно давным-давно завоевало себе право на существование в поэзии Старой Англии, особенно в произведениях прогрессивных поэтов. Стилисты последних десятилетий относились к этому нововведению, мягко говоря, неодобрительно. Но новое содержание — и это подчеркивал Старший Брат — требует новой формы. Новое содержание нужно не только поэзии, но и самой жизни. Трудности нужно разоблачать. "Скрывая катастрофу, вы усугубляете ее" — эти заключительные слова его речи стали крылатыми.

Даже историк Парсонс, робость и наивность которого были всем известны, смело выступил в защиту Амплфорта. "В действительности, — сказал он, — поводом для печали может стать не только катастрофическое поражение". Ошеломленные слушатели замерли. "Наша замечательная жизнь, которая с каждым днем становится все лучше, к несчастью, тоже имеет свою темную сторону, и это может опечалить каждого верного партии гражданина Океании". Все, затаив дыхание, ждали, что он скажет дальше, и опасались, что в своем увлечении он зайдет слишком далеко. Но он не сказал ничего тактически неверного. "Возьмите, например, нехватку продуктов. Есть ли хоть один товарищ, который может с удовлетворением видеть бесконечные очереди у магазинов?" Слушатели облегченно разразились аплодисментами, и он закончил: "Я считаю, что каждый, кто при этом не испытывает печали, каждый, кого это радует, может быть только предателем нашей страны и агентом врагов-евразийцев".

Огилви и его коллеги уже были готовы отступить, когда попросила слово какая-то несимпатичная женщина истерического вида. Как я узнала позже, это была жена Смита, с которой он давно разошелся. Она, конечно, тоже была агентом полиции мыслей.^[13]

9. Смит — о том же

Бедная Кэтрин! Никогда бы не подумал, что она придет на эту дискуссию, а тем более примет в ней участие. От наших последних встреч у меня остались лишь тягостные воспоминания о нашей супружеской постели. Она работала совсем в другой отрасли — в отделе пропаганды оружия минимира и жила на другом конце Лондона. Мы были столь далеки друг от друга, что могли никогда больше не увидеться. И вот, к моему большому удивлению, она подошла к стойке бара. Ее немытые светлые волосы неряшливо падали на доверху застегнутую гимнастерку — официальную форму ее министерства. Она была худа, на лбу у нее выступили капли пота — впрочем, кислым запахом пота был пропитан весь зал, — а глаза ее чуть не вылезали из орбит от волнения. В руке она держала бумажку с текстом своей речи.

"Я говорю не только от своего имени", — начала она. Вслед за этим она привела слова Старшего Брата о том, что в мире существуют не только приятные чувства, не только любовь, энтузиазм и радость, но и ненависть, которая играет немалую роль в политике. "Подумайте только о двухминутках ненависти по телекрану, цель которых— поддерживать нашу ненависть к ренегату революции Эммануэлю Голдстейну, ставшему агентом Евразии. Или возьмите грандиозные Недели ненависти, которые помогли нам мобилизовать столько членов партии. Такая ненависть — необходимая составная часть нашей любви к партии и к ангсоцу".

Публика зашевелилась. Кое-кто усмехнулся, другие начали шептаться, кто-то сказал вполголоса: "Мы здесь не на партсобрании!" Кэтрин вдруг скомкала свою бумажку и завопила:

— Я прекрасно знаю, что это не партсобрание. Под видом дискуссии о трауре нас здесь пытались настроить против Старшего Брата! Но, товарищи и особенно нетоварищи, — тут она бросила в сторону бара взгляд, полный ненависти, — вы должны знать, что поражение над Канарскими островами — только незначительный эпизод в истории Океании. Океания еще поднимется. Напрасно кое-кто проливает крокодиловы слезы над судьбой нашей родины. Океания и ее партия восстанут из пепла, как феникс, и нанесут страшный удар по тем, кто сегодня стремится воспользоваться нашей минутной слабостью.

Я всегда знал, что Кэтрин отличалась ортодоксальностью, что она целиком принимала идеи партии и даже во сне оставалась непоколебимо правоверной. Страсть, с которой она защищала свои воображаемые истины, внушала ужас. Сначала мне пришла в голову игривая мысль — вот была бы она такой страстной в постели! Но потом я вспомнил, как Кэтрин снова и снова требовала, чтобы я с ней спал: "А теперь давай выполним наш партийный долг", — и у меня по спине побежали мурашки.

Речь Кэтрин близилась к концу. Казалось, она больше не может выдержать напряжение, которое сама создала, потому что внезапно она разрыдалась и прокричала во весь голос:

— Мы не позволим вам отнять у нас радость! Долой предателей-плакальщиков!

С лицом, залитым слезами, она начала пробиваться через толпу, которая с облегчением расступилась.

Я был весь мокрый от волнения, но мне было ясно, что дурацкая речь Кэтрин в корне изменила настроение собравшихся. «Плакальщики» бурно торжествовали. В порыве энтузиазма они подняли на руки героев этого вечера — Парсонса, Уайтерса, Сайма и меня. "Да здравствует траур!" — крикнул кто-то, и все подхватили новый лозунг. Раскрасневшиеся океанийские партийцы праздновали обретение ими права на печаль — первой из завоеванных свобод. А те, кто выступал за радость и оптимизм, покидали кафе "Под каштаном" пристыженные, низко опустив головы.

10. О'Брайен — о смерти Старшей Сестры

В то самое время, когда внешняя партия праздновала свою победу, отстояв в кафе "Под каштаном" право на траур, отборные подразделения полиции мыслей окружили штаб-квартиру Старшей Сестры. Первоначально мы предполагали обойтись без кровопролития — сама операция имела кодовое название «Спокойствие-85». К сожалению, старуха оказала сопротивление, а потом попыталась бежать через окно четвертого этажа. Наши врачи сделали все, чтобы спасти ей жизнь и впоследствии предать суду, но через пятнадцать минут Старшая Сестра скончалась от полученных увечий.

Тем временем умеренное крыло руководства партии приказало военным занять все общественные здания. До сопротивления дело дошло только на радиостанции, персонал которой поддерживал алюминистов. Солдатам пришлось уничтожить на месте 35 человек и арестовать 150. Все это было сделано не лучшим образом, полиция мыслей наверняка управилась бы лучше. Тем не менее в результате появилась возможность передать сообщение о происшедшем, а также обеспечить продолжение телевизионной трансляции физзарядки.