злобы по отношению к "почвенникам", "широким славянским натурам", -- пишет критик (и одновременно сам автор-фантаст) Сергей Плеханов о недавней повести Стругацких ("Лит.газета", 1989, 24 марта). А некто Кирилл Питорин в коричневом журнальчике "Вече", выходящем в Мюнхене (Nо 34, 1989), как бы наносит завершающий мазок, с одобрением комментируя статью С.Плеханова: "Дело дошло до того, что даже "Литературная газета" (...) устами одного из критиков вынуждена была выразить порицание "фантастическим" русофобам, очень популярным в кругах еврейской образованщины, братьям Стругацким..."

Чем дальше читаешь подобные инвективы, тем менее возникает желания возражать всерьез, подыскивать какие-то контраргументы, убеждать в неправоте. Понимаешь, наконец, что для большинства отыскивающих корни "безродности" в фантастике Стругацких, упрекающих в "накале злобы" и прочих грехах, не это предмет обиды. Обижает другое -- о чем простодушно проговорился "патриот" из "Вече", употребив слова "очень популярные". Всего два слова -- но их так не хватает всем обличителям "фантастических русофобов" вместе взятым, при всех их попытках ущучить "вселенских бродяг", "черноглазых мудрецов" и прочих выведенных в космос "космополитов". Одна надежда: приобщиться к чужой популярности хотя бы таким, неумирающим способом.

Что ж, воистину, -- каждому свое.