градом.
Пруэтт отстегнул с ноги баллон и молча подал его Дагерти.
Космонавт глянул на манометр — по его телу пробежала холодная дрожь. Кислорода в баллоне оставалось чуть больше чем на одну минуту.
Яркие прожекторы снаружи мигнули.
Дагерти круто накренил «Джемини», чтобы увидеть русского.
Свет мигнул три раза и погас совсем…
Вокруг планеты неслись три корабля. В двух находились люди, третий был покинут.
Далеко внизу по поверхности Земли волной бежала пограничная черта, отделявшая день от ночи. Дагертн опустил нос корабля. Он с благоговением глядел, как вторгаются в ночь ярчайшие краски, как бы светящиеся изнутри, невообразимо чистые, резко выделяющиеся на фоне абсолютной черноты, которая казалась бесконечной.
— Я никогда не думал, что может быть такое, — шепнул он Пруэтту.
— Смотри.
Но вот Земля растворилась в адской чернильной мгле. Над ее круглым краем пылал очаг ядерного пламени.
Оно было немыслимо горячим; оно было и оранжевое, и красное, и белое, и желтое; это было ни на что не похожее полыханье; космонавтам казалось, будто они заглянули в пылающую сердцевину атома. А Земля была застлана непроницаемой, как бы отвердевшей тьмой, и шар, раскаленный ядерным жаром, медленно тонул в этой вязкой черной массе.
Черную пелену, покрывавшую Землю, и черную пустынную бездну, которая была космосом, разделяла тоненькая полоса. Ее могли видеть только космонавты, эту дугу, отделявшую тьму от тьмы. По самой ее кромке, на границе земной атмосферы, краски сливались в волшебный спектр. От них было больно глазам, но различить и назвать их было невозможно. Тут были непрестанно меняющиеся оттенки зеленого и желтого, и синева, вернее, почти синева, и пурпур… и все краски, переливаясь, смешивались между собой. А над кромкой сияла прозрачная корона, переходившая в еще более прозрачный ореол, распространявшийся на сотни и сотни километров во все стороны от закатывавшегося Солнца.
Потрясенные космонавты не могли оторвать глаз…
Они увидели, как над совсем истончившейся солнечной короной появилась полоска совершенно неземной, глубокой, как бы светящейся изнутри синевы. Они молчали, ошеломленные этой космической феерией. Верхняя граница синевы была видна четко — здесь кончалась воздушная оболочка Земли, которая укрывала род человеческий, ограждая его от вакуума.
Ядерный костер Солнца отпылал. Тонкие щупальца лучей посияли недолго над краем планеты, а потом ночь окончательно поглотила космонавтов.
Вскоре они заметили вдали внезапную вспышку. Пламя было видно секунд десять, а затем снова воцарилась ночь.
— Это его тормозные ракеты, — сказал Пруэтт. — Наш друг возвращается домой.
Спустя восемнадцать минут Джим Дагерти включил автоматическое управление тормозной установкой «Джемини».
Несколько секунд стояла тишина. Затем глухо взревели и смолкли тормозные ракеты.
Джим Дагерти повернулся к Пруэтту. — И мы тоже, — тихо сказал он.
— И мы тоже…