ироническим поклоном и небрежно отстучал первое свое распоряжение о продаже:
«333: 100 акций, продаются».
На большом табло замелькали цифры, компьютеры производили необходимые вычисления и выплюнули результат. Мандин и Дон настроили свои бинокли на строку 333, строку ДМЛ. На ней пылали слова:
«333 минус 1/2».
— Поздравляю, — произнес Мандин. — Только что вы выбросили тысячу долларов на ветер.
— Это моя привилегия, — ухмыльнулся Дон. — Теперь, мне кажется, ваша очередь.
Прозвучал тридцатисекундный предупредительный звонок, и Мандин отстучал свое собственное распоряжение:
«333: 100 акций, продаются».
На табло вспыхнули слова, возвещавшие о том, что стоимость ценных бумаг ДМЛ-Хауз упала еще на полпункта.
Дон задумчиво делал подсчеты на бумаге.
— Если каждый такт биржевых операций занимает три минуты, — заметил он, — а время работы биржи составляет триста минут в день, то при нынешнем темпе прогресса для того, чтобы обанкротиться, понадобится сорок рабочих дней.
Они угрюмо обменялись рукопожатиями.
Скромно одетая школьная учительница, показывая юным гражданам своего класса образец истине американского образа жизни, провела своих питомцев вдоль линии окошек, где делались ставки и сидели Дон и Мандин. Вкладчики по обе стороны от двух заговорщиков стали проявлять все большее любопытство. Сосед Дона наклонился и прошептал:
— Если вы хотите избавиться от ДМЛ, я могу познакомить вас с одним парнем, который может заключить с вами личную сделку.
— Прочь! — рассмеялся Дон и набрал на клавиатуре очередное распоряжение. Цифры на табло оповестили:
«333, минус 1/2».
— Медленно, и к тому же неизвестно, насколько эффективно, — философски заметил Мандин.
Ковыляя вдоль прохода к ним подошел раздраженный невысокий мужчина в сопровождении угрюмого охранника.
— Вот вы, у окошка К-35. И вы, у соседнего! Вам известно о тех наказаниях, которые положены за непоставку акций, проданных по взаимному соглашению?
— А это что? — рассмеялся Мандин и ткнул в лицо служащего сертификаты акций.
Сердитый мужчина посмотрел на них и тут же захихикал.
— О, разумеется, господа, извините нас. Идем, Хэйнс, эта жалоба совершенно не обоснована…
Хэйнс наклонился к Мандину.
— Я наблюдаю за вами, — шепнул он. — Выход вон там, в районе касс. Я буду там, когда вы сдадите свои акции.
Сделав это, он неуклюже бросился догонять своего начальника.
— Грин и Чарльзуорт, — прошептал Мандин, и Дон кивнул. Кто же еще? Грин и Чарльзуорт или кто-то из их приспешников. Пока что просто присматриваются и проверяют.
Но как только проверят, им все станет ясно.
Прозвенел тридцатисекундный звонок. Мандин начал отстукивать свое распоряжение, затем нажал кнопку Сброса.
— Лучше, пожалуй, увеличить продажу, — бросил он Дону через плечо.
«333: 500 акций, продаются».
Биржа работала около получаса, но беспокойный шепот уже слышался все громче, заглушая даже выкрики брокеров. Присутствующим становилось ясно, что кто-то подкапывается, под ДМЛ. После первоначального падения курс стабилизировался. Мандин, потея над своим пультом, догадался, что скупающая группа брокеров, работающая на Грина и Чарльзуорта, получила наказ позволять падение курса на каждом такте не более, чем на полпункта. Они могли себе позволить пока что наблюдать, ничего не предпринимая в ответ. У них пока что была уйма времени. И еще большая уйма денег. А если времени и денег окажется недостаточно, то в их распоряжении уйма других рук, чтобы уладить неприятности. Дон Лавин что-то прошептал. Мандин раздраженно поднял глаза. — Что? — Я сказал, взгляните-ка на курс «Электроприводных Тротуаров». Мандин скользнул биноклем по главному табло. Курс акций компании «Электроприводные Тротуары» упал на десять пунктов, а он даже не заметил этого. Сейчас немудрено загадить себе мозги, выругался он про себя. Однако, он не предвидел, что нечто подобное произойдет так быстро. Наверное, это засуетились мелкие игроки, встревоженные оживлением на бирже, и стали отделываться от своих бумаг. Если эта тенденция сохранится, то скоро не замедлят появиться у окошек и крупные воротилы. — Вы правы, — сказал Мандин Дону. — Дайте знак Норвелу. Норви, находившийся в другом конце зала, кивком головы дал понять, что принял сигнал, и начал раздавать незаметные распоряжения скупать акции фирм, курс которых пошатнулся, всех фирм, кроме ДМЛ. Он с такой силой нажимал на клавиши своего пульта, словно бил самих Чарльзуорта и Грина, с контролируемой и приносящей наслаждение радостью и яростью. У него ушло немало времени, чтобы до конца осознать, что после всего случившегося он жив. И еще больше времени на то, чтобы перебороть незамедлительно возникшее в нем чувство обиды на Шепа за то, что тот украл у него главную роль в спектакле и погиб той смертью, которую Норвел зарезервировал для себя самого. Но теперь все это было уже в прошлом, и он не скрывал своего ликования, вызванного представившейся ему возможностью сражаться, пусть даже слабо, пусть даже безрезультатно. Через полтора часа после начала операций на бирже, они дали знак, чтобы к ним присоединился Хаббл, и тот, кивнув, прекратил пустяковую возню с грошовыми сделками и последовал примеру Мандина. Потери Мандина и Дона теперь исчислялись тысячами акций, каждый такт работы биржи лишал их акций стоимостью более миллиона долларов, а они с тупой решительностью выколачивали из старой доброй ДМЛ полпункта за подпунктом. Уже трижды кондиционированный посыльный из кассового зала проходил вдоль прохода, где находились брокеры, с удостоверениями на передачу акций из рук в руки, забирая сертификаты акций и оставляя их владельцам деньги — до таких размеров дошел обмен акциями. Сейчас он подошел снова, и Мандин, увидев сумму, указанную на удостоверении, выпучил глаза. Внезапно все прояснилось с кристальной четкостью — Чарльз Мандин каждые несколько минут вышвыривает в урну с мусором акции стоимостью в миллионы долларов, и это тот самый Чарльз Мандин, который тремя месяцами ранее был не в состоянии расплатиться за полуисправную робота-секретаршу! Его почти охватила паника, он стал дико озираться, видя вокруг себя следящих за ним прихлебателей, мелких агентов, зачарованных вкладчиков, которые побросали свои собственные пульты, охранников, детишек — учащихся коммерческой школы и их степенную учительницу. Что-то сверкнуло, и это привлекло взгляд. Через мгновение он уже шептал ближайшему из этих учеников. — А ну, чтобы духу твоего здесь не было! Восьмилетний
Биржа работала около получаса, но беспокойный шепот уже слышался все громче, заглушая даже выкрики брокеров. Присутствующим становилось ясно, что кто-то подкапывается, под ДМЛ. После первоначального падения курс стабилизировался. Мандин, потея над своим пультом, догадался, что скупающая группа брокеров, работающая на Грина и Чарльзуорта, получила наказ позволять падение курса на каждом такте не более, чем на полпункта. Они могли себе позволить пока что наблюдать, ничего не предпринимая в ответ. У них пока что была уйма времени. И еще большая уйма денег. А если времени и денег окажется недостаточно, то в их распоряжении уйма других рук, чтобы уладить неприятности. Дон Лавин что-то прошептал. Мандин раздраженно поднял глаза. — Что? — Я сказал, взгляните-ка на курс «Электроприводных Тротуаров». Мандин скользнул биноклем по главному табло. Курс акций компании «Электроприводные Тротуары» упал на десять пунктов, а он даже не заметил этого. Сейчас немудрено загадить себе мозги, выругался он про себя. Однако, он не предвидел, что нечто подобное произойдет так быстро. Наверное, это засуетились мелкие игроки, встревоженные оживлением на бирже, и стали отделываться от своих бумаг. Если эта тенденция сохранится, то скоро не замедлят появиться у окошек и крупные воротилы. — Вы правы, — сказал Мандин Дону. — Дайте знак Норвелу. Норви, находившийся в другом конце зала, кивком головы дал понять, что принял сигнал, и начал раздавать незаметные распоряжения скупать акции фирм, курс которых пошатнулся, всех фирм, кроме ДМЛ. Он с такой силой нажимал на клавиши своего пульта, словно бил самих Чарльзуорта и Грина, с контролируемой и приносящей наслаждение радостью и яростью. У него ушло немало времени, чтобы до конца осознать, что после всего случившегося он жив. И еще больше времени на то, чтобы перебороть незамедлительно возникшее в нем чувство обиды на Шепа за то, что тот украл у него главную роль в спектакле и погиб той смертью, которую Норвел зарезервировал для себя самого. Но теперь все это было уже в прошлом, и он не скрывал своего ликования, вызванного представившейся ему возможностью сражаться, пусть даже слабо, пусть даже безрезультатно. Через полтора часа после начала операций на бирже, они дали знак, чтобы к ним присоединился Хаббл, и тот, кивнув, прекратил пустяковую возню с грошовыми сделками и последовал примеру Мандина. Потери Мандина и Дона теперь исчислялись тысячами акций, каждый такт работы биржи лишал их акций стоимостью более миллиона долларов, а они с тупой решительностью выколачивали из старой доброй ДМЛ полпункта за подпунктом. Уже трижды кондиционированный посыльный из кассового зала проходил вдоль прохода, где находились брокеры, с удостоверениями на передачу акций из рук в руки, забирая сертификаты акций и оставляя их владельцам деньги — до таких размеров дошел обмен акциями. Сейчас он подошел снова, и Мандин, увидев сумму, указанную на удостоверении, выпучил глаза. Внезапно все прояснилось с кристальной четкостью — Чарльз Мандин каждые несколько минут вышвыривает в урну с мусором акции стоимостью в миллионы долларов, и это тот самый Чарльз Мандин, который тремя месяцами ранее был не в состоянии расплатиться за полуисправную робота-секретаршу! Его почти охватила паника, он стал дико озираться, видя вокруг себя следящих за ним прихлебателей, мелких агентов, зачарованных вкладчиков, которые побросали свои собственные пульты, охранников, детишек — учащихся коммерческой школы и их степенную учительницу. Что-то сверкнуло, и это привлекло взгляд. Через мгновение он уже шептал ближайшему из этих учеников. — А ну, чтобы духу твоего здесь не было! Восьмилетний