- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (106) »
кармашек. Кроме карточки, в кармашке ничего нет, а на самой карточке против одной-единственной фамилии стоит одна-единственная подпись. Разумеется, самого Покровского. Книгу после него никто не брал. Если честно, ее и до него никто не брал, кому он нужен, этот Вертер?
Тут возможны два варианта. Либо его связник работает здесь же, в библиотеке — моя напарница, Вероника Ефимовна, например. Нет, это смешно. Значит, уборщица, или полотер, или электрик — кто угодно. Но не может быть, чтобы они не предусмотрели такой возможности. Либо связь еще не осуществилась, и послание еще не прочитано. Так? Я пролистал книгу. Даже проглядел страницы на просвет. Может, он наколол буквы иглой? Карандашных пометок тоже не видно. Впрочем, нет, в одном месте на полях помечен один абзац. Карандашом. Что-то про то, как Шарлота намазывала масло на хлеб. Ну и что? При чем тут Шарлота? Может быть, это какой-то шифр? Если взять, скажем, эту книгу, а потом «Мертвые души» и еще что он там брал и сложить отчеркнутые фрагменты (а я был почему-то уверен, что они там найдутся), то получится — что? Я уже отправился, было, за «Мертвыми душами», но тут пришли две школьницы — им нужна была «Поднятая целина». И пожилая дама, которой понадобился роман Апдайка «Беги, кролик, беги!». Кролик оказался на руках, поэтому она попросила подобрать ей что-то в этом роде… Пока я подыскивал что-то «в этом роде», солнце ушло за две сросшиеся акации, свет из зеленого стал красным, и я понял, что пора закрываться. И ведь в конце концов то, что делает этот Покровский, меня не касается, верно? С чего это я решил им помогать? Пускай разбираются сами.
Снаружи доносился гулкий монотонный звук, словно кто-то протяжно и страшно кричал: «Бутыыылку! бутыылку!». Я почти научился не обращать на него внимания.
Я валялся на диване и читал «Вокруг света», и в какой-то момент меня начало клонить в сон — последнее время я засыпал легко и без всяких таблеток, но пришлось проснуться, оттого что тетка трясла меня за плечо. — Опять! — жалобно сказала она. — Ты только послушай! Я сел и прислушался. За окном мелко и сухо шелестела акация. Звенел на повороте трамвай. Тетка стояла, прижав руки к груди, байковый халат вылинял на животе, опухшие щиколотки нависают над шлепанцами. — Они опять ее включили! Слышишь, пол дрожит? Соседи за стеной были тихие, приличные люди: он бухгалтер на кондитерской фабрике имени Розы Люксембург, она сестра-хозяйка в санатории «Красные Зори». Но тетка полагает, что у них есть кладовка, замаскированная висящим на стене ковром, и в этой тайной кладовке стоит машина, которая облучает всех секретным излучением. Поэтому тетка слышит голоса. Пока что эти голоса говорят ей обидные, но неопасные вещи, но я боюсь, в один прекрасный (это я фигурально выражаюсь) день голоса скажут ей нечто такое, что она пойдет на кухню и возьмет там хлебный нож, который регулярно носит к точильщику… Добрый, румяный врач, бывший одноклассник дяди Миши, расспрашивал маму и папу обо всех родственниках, но тогда никто еще не знал про машину, которая облучает тетю Валю. Просто удивлялись — с чего бы это вдруг она поменяла хорошую двухкомнатную квартиру в центре на эту, у базара? А оказывается, там, за стеной, тоже стояла машина, — на какое-то время тете Вале удалось от нее избавиться, но потом ее секретно перевезли сюда. — Ничего там нет, тетя Валя, — сказал я как можно убедительней. — Ты нарочно это говоришь? — Это трамвай. Слышите, он проехал? Она ушла, покачивая головой и что-то бормоча себе под нос. Я вновь открыл «Вокруг света», но сосредоточиться уже не мог — в голову лезли всякие глупости. Поэтому я встал и крикнул тетке в кухню: — Я пойду прогуляюсь, тетя! — Ночью? — в ужасе спросила тетка. Еще девяти не было; с теткиной точки зрения — глубокая ночь. — Я ненадолго. Чтобы заснуть. Это ей как раз понятно. Она сама мучается бессонницей. — И зайди к ним. Как бы попроси соли. Может, им станет стыдно наконец? — говорит она мне вслед.
Я думаю, если мне завязать глаза и несколько раз повернуть, взяв за плечи, как поворачивают человека, играющего в жмурки, то я все равно безошибочно определю, в какой стороне море… Листья акации над головой мелко тряслись сами по себе. На канализационном люке сидела, посверкивая глазами, кошка. И вновь это ощущение, что кто-то смотрит мне в затылок. Я обернулся — никого. Зато увидел вывеску, она горела малиновым светом, тень дерева пересекала ее надвое. Сонная аптекарша за прилавком читала «Роман-Газету». Днем, когда у прилавка толпился народ, я не решался. Неловко. Сейчас, оказывается, тоже неловко. Я прокашлялся. — Мне это… Ну, изделие. Номер… Я понял, что забыл номер. — Презервативы ему нужны, — сказал кто-то звонким голосом. Я покраснел и кивнул. Девушка стояла рядом, кофточка с золотой нитью облегает грудь, юбка туго натянута на ягодицах. — Четыре копейки в кассу, — аптекарша стала выбираться из-за прилавка. — Мне много надо, — прошептал я. — Сколько? — Ну… пять. Это много? Или нормально? Что они подумают? Заподозрят неладное? — Двадцать копеек в кассу, — флегматично сказала аптекарша.
— Меня зовут Лиля, — сказала она. Под фонарем листва казалась жестяной, в конусе света клубилась мошкара. Воздух был жарким и тяжелым, как вода; мне казалось, я плыву, раздвигая его плечами. — Алик, — хрипло сказал я. — У вас есть девушка, Алик? — Нет… я недавно приехал… я… — Зачем же тебе презервативы, Алик? Я шепотом сказал: — На всякий случай. Лиля. Влажное имя. Как волна. Она нагнулась, поправляя ремешок босоножки, подол ее юбки при этом поехал вверх. Я отвел глаза. — И не было девушки? Совсем-совсем? — Нет, почему. Была. Три года назад. Еще на первом курсе. — Так давно? — удивилась она. — Почему? Потому что там, где я провел полгода, кормят бромом. И еще много чем. Этого я ей не сказал. Она придвинулась ко мне ближе. Я чувствовал жар, исходящий от нее даже сквозь одежду — ее и мою. — Пойдем, студентик, — прошептала она мне на ухо, — пойдем вон туда, я тебе кое-что покажу… — А что там? — Беседка. Ну, такая, знаешь, беседка. У тебя ведь есть все, что нужно, да? Ну так пошли… Она нарочно оказалась в той аптеке? За мной следят? Может, их там целая банда? Вот так ловят на живца, уводят в укромное место, а потом… Я же ее совсем не знаю… — Ну? — она нетерпеливо пританцовывала на ходу. Рука у нее была горячая и влажная. — Лиля! — раздалось из темноты. — Лилька! Они со
Я валялся на диване и читал «Вокруг света», и в какой-то момент меня начало клонить в сон — последнее время я засыпал легко и без всяких таблеток, но пришлось проснуться, оттого что тетка трясла меня за плечо. — Опять! — жалобно сказала она. — Ты только послушай! Я сел и прислушался. За окном мелко и сухо шелестела акация. Звенел на повороте трамвай. Тетка стояла, прижав руки к груди, байковый халат вылинял на животе, опухшие щиколотки нависают над шлепанцами. — Они опять ее включили! Слышишь, пол дрожит? Соседи за стеной были тихие, приличные люди: он бухгалтер на кондитерской фабрике имени Розы Люксембург, она сестра-хозяйка в санатории «Красные Зори». Но тетка полагает, что у них есть кладовка, замаскированная висящим на стене ковром, и в этой тайной кладовке стоит машина, которая облучает всех секретным излучением. Поэтому тетка слышит голоса. Пока что эти голоса говорят ей обидные, но неопасные вещи, но я боюсь, в один прекрасный (это я фигурально выражаюсь) день голоса скажут ей нечто такое, что она пойдет на кухню и возьмет там хлебный нож, который регулярно носит к точильщику… Добрый, румяный врач, бывший одноклассник дяди Миши, расспрашивал маму и папу обо всех родственниках, но тогда никто еще не знал про машину, которая облучает тетю Валю. Просто удивлялись — с чего бы это вдруг она поменяла хорошую двухкомнатную квартиру в центре на эту, у базара? А оказывается, там, за стеной, тоже стояла машина, — на какое-то время тете Вале удалось от нее избавиться, но потом ее секретно перевезли сюда. — Ничего там нет, тетя Валя, — сказал я как можно убедительней. — Ты нарочно это говоришь? — Это трамвай. Слышите, он проехал? Она ушла, покачивая головой и что-то бормоча себе под нос. Я вновь открыл «Вокруг света», но сосредоточиться уже не мог — в голову лезли всякие глупости. Поэтому я встал и крикнул тетке в кухню: — Я пойду прогуляюсь, тетя! — Ночью? — в ужасе спросила тетка. Еще девяти не было; с теткиной точки зрения — глубокая ночь. — Я ненадолго. Чтобы заснуть. Это ей как раз понятно. Она сама мучается бессонницей. — И зайди к ним. Как бы попроси соли. Может, им станет стыдно наконец? — говорит она мне вслед.
Я думаю, если мне завязать глаза и несколько раз повернуть, взяв за плечи, как поворачивают человека, играющего в жмурки, то я все равно безошибочно определю, в какой стороне море… Листья акации над головой мелко тряслись сами по себе. На канализационном люке сидела, посверкивая глазами, кошка. И вновь это ощущение, что кто-то смотрит мне в затылок. Я обернулся — никого. Зато увидел вывеску, она горела малиновым светом, тень дерева пересекала ее надвое. Сонная аптекарша за прилавком читала «Роман-Газету». Днем, когда у прилавка толпился народ, я не решался. Неловко. Сейчас, оказывается, тоже неловко. Я прокашлялся. — Мне это… Ну, изделие. Номер… Я понял, что забыл номер. — Презервативы ему нужны, — сказал кто-то звонким голосом. Я покраснел и кивнул. Девушка стояла рядом, кофточка с золотой нитью облегает грудь, юбка туго натянута на ягодицах. — Четыре копейки в кассу, — аптекарша стала выбираться из-за прилавка. — Мне много надо, — прошептал я. — Сколько? — Ну… пять. Это много? Или нормально? Что они подумают? Заподозрят неладное? — Двадцать копеек в кассу, — флегматично сказала аптекарша.
— Меня зовут Лиля, — сказала она. Под фонарем листва казалась жестяной, в конусе света клубилась мошкара. Воздух был жарким и тяжелым, как вода; мне казалось, я плыву, раздвигая его плечами. — Алик, — хрипло сказал я. — У вас есть девушка, Алик? — Нет… я недавно приехал… я… — Зачем же тебе презервативы, Алик? Я шепотом сказал: — На всякий случай. Лиля. Влажное имя. Как волна. Она нагнулась, поправляя ремешок босоножки, подол ее юбки при этом поехал вверх. Я отвел глаза. — И не было девушки? Совсем-совсем? — Нет, почему. Была. Три года назад. Еще на первом курсе. — Так давно? — удивилась она. — Почему? Потому что там, где я провел полгода, кормят бромом. И еще много чем. Этого я ей не сказал. Она придвинулась ко мне ближе. Я чувствовал жар, исходящий от нее даже сквозь одежду — ее и мою. — Пойдем, студентик, — прошептала она мне на ухо, — пойдем вон туда, я тебе кое-что покажу… — А что там? — Беседка. Ну, такая, знаешь, беседка. У тебя ведь есть все, что нужно, да? Ну так пошли… Она нарочно оказалась в той аптеке? За мной следят? Может, их там целая банда? Вот так ловят на живца, уводят в укромное место, а потом… Я же ее совсем не знаю… — Ну? — она нетерпеливо пританцовывала на ходу. Рука у нее была горячая и влажная. — Лиля! — раздалось из темноты. — Лилька! Они со
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (106) »