Баллада об Аотру и Итрун (Джон Рональд Руэл Толкин) Страница 1 - Литвек

Баллада об Аотру и Итрун

В земле Бретонской поутру

шумят деревья на ветру,

в земле Бретонской в скальный брег

стучит прибой из века в век.

Там холм стоит — веками лорды

тут жили, доблестны и горды,

и неусыпный часовой

на башне шаг чеканил свой.

Жил в старом замке лорд один,

холмов окрестных господин,

но жребий лорда выпал темным,

как говорит арфист о том нам.

Тот лорд ждал тщетно, чтобы звонко

смех первородного ребенка

раздался в замке, хоть жена

была красива и стройна;

вотще сокровища и злато,

вотще владенья и палаты,

коль некому оставить меч,

когда придется в землю лечь.

Терзали ум его сомненья,

о смерти видел он виденья,

в которых чудилось ему,

что зажил враг в его дому,

а склеп фамильный без ухода,

крапивою зарос у входа.

И лорд в смутившемся уме

от света обратился к тьме.

Жила колдунья, что ткала

в пещере паутину зла,

и тем, что к ней прийти готовы,

в ночи она ковала ковы, —

смеясь, плела за нитью нить,

чтоб слабых ко греху склонить,

и страшные варила зелья,

чтоб мертвый встал из подземелья

и чтоб здоровый и живой

навек утратил разум свой.

Была в пещере мгла густая,

жила мышей летучих стая

под притолокой; хохот сов

и вопли жуткие котов

в полночной тишине звучали

под сводом страха и печали.

Колдуньи логово черно —

за чередой холмов оно

упрятано в глухой долине,

где человека нет в помине

и где на валуне она

сидела ночь и день одна.

В земле Бретонской в скальный брег

стучит прибой из века в век,

и ветра с камнем разговор

не молкнет над простором гор.

Упало солнце за холмы,

день умер на пороге тьмы,

белел туман, и тенью мгла

в долине сумрачной легла;

мигали звездные лучи,

копытом конь стучал в ночи,

лорд спешился вблизи пещеры —

черна дыра, и тени серы,

закрыло облако луну,

когда шагнул он к валуну.

Слова его звучали глухо,

но их не слушала старуха —

глаза ее огня полны,

обманны, зорки и темны.

Старуха знала наперед,

кто к ней за помощью идет,

как звать его, что за беда

ведет просителя сюда.

Смеясь, колдунья с камня встала

и головою закивала,

велела обождать ему,

сама же канула во тьму —

ушла в пещеру, как в могилу,

где темную ковала силу,

и лорду вынесла фиал,

что и во тьме, как лед, сиял.

Дивился глаз тому сиянью,

что источал он каждой гранью:

искрилось зелье сквозь стекло —

оно, казалось, натекло

из горного ключа туда,

и с виду — чистая вода…

Лорд стал ее благодарить,

хотел старуху одарить,

каменья предлагал и злато —

но та в ответ: «Нет! Рановато!

Еще настанет мой черед —

я платы не беру вперед!

О зельях всякое болтают:

мол, сердце, ум они сжигают;

иные скажут сгоряча,

что там водица из ключа,

но ты не верь сим словесам —

и вскоре убедишься сам.

Мне твоего не надо злата —

заслуженной пусть будет плата!

Ты просто знай: настанет срок!

День нашей встречи недалек!

Тебя сама я отыщу —

тогда и долг сполна взыщу!

Деньгами, или чем другим,

тебе безмерно дорогим…»

Леса Бретонские темны,

пути опасны и длинны,

и волн биенье слышно всюду,

и всюду есть там место чуду.

Темны леса, длинны пути,

и чащей нелегко пройти,

но наконец усталым оком

лорд свет узрел в окне высоком:

то замок был его родной.

Лорд лег с любимою женой,

и сон принес ему усладу:

как будто он с детьми по саду

идет… А утра свет в окне

погнал уж тени по стене.

И пробудился день лучистый,

и, голубея далью чистой,

в ночи омытое дождем,

открылось небо над холмом,

и волн стада под небом, снизу,

бежали, повинуясь бризу.

Проснулся лорд и встретил день;

хоть на сердце лежала тень —

подавлен бременем тяжелым,

казаться он хотел веселым

и понуждал себя на смех,

хоть в тайне ото вся и всех

не мог он сердцу прекословить —

но в замке пир велел готовить.

«Итрун! — он рек своей жене. —

С тобой мы счастливы вполне:

единой связаны судьбой,

в любви мы прожили с тобой

немало лет — но можем вновь

вкусить и радость, и любовь,

те, что в день свадьбы мы вкушали —

почувствовать себя в начале,

вернуть блаженство тех времен,

когда под чистый, ясный звон

мы шли в одежде подвенечной

счастливой парою беспечной.

Любовь еще жива у нас!

Да будет пир! И в добрый час!

Веселье в замке грянет пусть!

И пусть в сердцах сотрется грусть,

и пусть на пире предстоящем

мы новую любовь обрящем!

А там — как знать, быть может. Бог

пошлет нам счастье на порог

во времени, быть может, скором —

то счастье, молим о котором

мы оба уж не первый год…

Блажен, кто молится и ждет».

Вот так сказал он, но улыбка

была неискренна и зыбка.

В Бретонской дальней стороне

ключи студены по весне,

и птицы весело поют

и гнезда на деревьях вьют.

Бутоны отворились в мир,

веселый в замке грянул пир,

вино лилось, и менестрели

о радости великой пели,

и всяк печали позабыл,

как будто день венчанья был.

Лорд с чашей встал и, улыбаясь,

сказал, к хозяйке обращаясь:

«Итрун, твое здоровье пью!

За душу чистую твою!

За то, чтоб было счастье наше

сладчайшим, как вино в сей чаше!»

Не видно дна, вино красно,

но зелье в нем растворено —

из