отчаявшимся и голодным, как и он сам.

В стране больших возможностей, на этой новой многообещающей земле, мы с братьями и сестрами – теми, кто выжил, – росли на диете из кукурузной каши и бесконечных побоев. Папаша мог исколошматить меня за то, что я слишком медленно доил корову. Или за то, что свистнул яблоко, которое можно было продать. Или за то, что помог сестрам собрать их меру хлопка… Мама давно уже была лишь бледной тенью женщины, безвольной куклой, покорно гнувшейся под железной рукой отца. Когда я достаточно вырос, чтобы дать сдачи, я ее дал. Едва мне сравнялось семнадцать, я почел за лучшее уйти из дома, пока мы с отцом не убили друг друга. Так что я отправился в большой город Саванну и устроился работать в доки.

Со временем в моей миске появилась еда, а в кармане завелись доллары. Однако стоило мне ощутить вкус новой жизни, как началась война, и я оказался во власти вечного голода и бесконечных сражений. Из-за блокады города производство сошло на нет, и бедным трудягам вроде меня не осталось иного выбора, кроме как вступить в войска Конфедерации. К 1864 году наш паек состоял из кишащих жучками галет и горячей воды, которая лишь мимоходом свела знакомство с кофейными плантациями.

После того как этот чертов военный гений Шерман^[3] спалил Атланту, его армия повернула на восток, к морю, продвигаясь по главной железной дороге Джорджии. Трем бригадам джорджийского ополчения из Мэйкона было приказано задержать северян, рвущихся к Огасте с ее арсеналами и литейными цехами. Тогда нас определили к генералу Чарльзу Уолкотту, мы оказались перед правым флангом войск Шермана, направленным не к Огасте, а к Саванне.

Бригадный генерал конфедератов Плезант Филиппс – проклятый ублюдок с самым дурацким именем, какое я когда-либо слышал, – послал нас в атаку на отряд северян, засевших за железнодорожной насыпью. Мы бежали по открытому полю, а потом вверх по холму. Дрожа от страха и ярости, я огляделся вокруг и увидел остатки ополченцев из Джорджии. Горстка крепких парней вроде меня – и сотни стариков и зеленых мальчишек. Будь у меня шанс, я пристрелил бы идиота Филиппса… но едва трубач дал сигнал, пришлось двигаться через поле вслед за товарищами. Помню, как, глядя в дула винтовок, я размышлял о превратностях судьбы: выходит, надо было пережить голод и все прочие неурядицы только затем, чтобы получить пулю в голову… А следующее воспоминание – ослепительная вспышка и удар в живот, швырнувший меня на влажную землю.

Очнувшись, я понял, что наступила ночь, а я слышу старое доброе бурчание своих кишок. Только на сей раз виной тому был не голод, а рана у меня в животе. Кровь выплескивалась наружу с каждым новым ударом сердца. Вот так-то. Столько лет я боролся за выживание – и все для того, чтобы сдохнуть на заболоченном поле среди трупов убитых конфедератов. В преддверии последнего вздоха я проклинал небеса, не заботясь о том, что это может стоить мне рая…

А в следующий миг я ощутил его присутствие… Что-то приблизилось ко мне, разом и горячее, и холодное, одновременно и живое, и мертвое. Нечто злое… обуянное голодом. Оно склонилось надо мной, глаза его мерцали, словно у адской гончей, а клыки были измазаны кровью.

Таким я впервые увидел Уильяма.

– Им уже не помочь, – сказал он, кивнув на тела моих товарищей. – Но ты сам… ты хочешь жить?

Я хотел.

– Клянешься ли ты служить мне, пока существуешь на земле? – спросил он.

– А мне не придется голодать? – отозвался я. Уильям ответил:

– Во имя адовых врат! Никогда!

– Тогда – да. Я буду служить.

Слова эти – последнее, что я помню в своей человеческой жизни. Все остальное, как говорится, – достояние истории.

ГЛАВА 1

Саванна, штат Джорджия

Октябрь 2005 года

Уильям

Обнаженная девушка лежала на столе, покрытом черной кожей. Ее запястья и лодыжки были крепко связаны, а голову покрывал глухой капюшон из черного атласа. Спускаясь до подбородка, он оставлял открытой лишь шею. Маленькая овечка, приготовленная для жертвоприношения, – она не могла меня увидеть. Единственным звуком, нарушающим тишину в комнате, было ее прерывистое дыхание. Девушка трепетала, как пойманная в силок птичка, и атлас чуть заметно подрагивал. Я подошел ближе, вдыхая чудесный запах ее страха.

Моя подруга Элеонора, хозяйка веселого заведения на Ривер-стрит, дважды проверила веревки, а потом с тихим смешком объявила:

– Кушать подано!

– Пришла пора становиться вампиром, – произнес я, отчетливо выговаривая каждый слог.

Девушка знала мой голос. Она громко вздохнула и вытянулась на черном столе, изгибая спину, предлагая себя, желая… Но милой куколке придется подождать. Ожидание было частью игры, и я не собирался разочаровывать свою овечку.

Я обернулся к Элеоноре и посмотрел ей в глаза. В ответ она опустила взгляд, играя робкую девицу. Уловка – и ничто иное. Да, Элеонора была человеком, но даже если она и впрямь боялась меня, то никогда бы этого не показала. Полное отсутствие у нее здравого смысла было еще одной особенностью, которая притягивала меня к Элеоноре с первых дней нашего знакомства.

– Приду тотчас же, как закончу.

Я коснулся платья Элеоноры, потом провел кончиком пальца по хвосту змеи, вытатуированной у нее на груди, над сердцем. И сердце ответило на прикосновение, ворохнулось, застучало чаще, предвкушая нашу игру.

Элеонора отступила и отвернулась, собираясь уйти. Помедлив, глянула на меня через обнаженное плечо, на ее губах заиграла улыбка, достойная дьяволицы.

– Можешь не торопиться. У нас вся ночь впереди.

Моя подруга вышла из комнаты, и едва уловимый аромат предвкушения секса последовал за ней, когда она закрыла дверь и заперла ее за собой.

Я же снова обратил все свое внимание к маленькому деликатесу на столе. Голод моего тела ни на миг не позволял забыть о нем – точнее, о ней. Я чувствовал, как мои холодные вены расширяются и теплеют, предвкушая пиршество. И все же я медлил.

Выждав немного, я неторопливо приблизился к столу.

– Привет, моя сладкая, – сказал я, расстегивая рубашку. Нет смысла пачкать ее кровью и утруждать девушек Элеоноры лишней стиркой. Плоть к плоти – так будет гораздо лучше. Я позволил материи соскользнуть с плеч и уложил ее красивыми складками между бедрами моей красавицы. Девушка вздрогнула от прикосновения тонкой ткани.

– Привет, – ответила она едва слышным шепотом.

Я коснулся плоского живота, погладил шелковистую кожу. Потом рука скользнула выше, подбираясь к сердцу.

– Ты долго ждала? – спросил я, лаская левую грудь девушки и наблюдая, как сосок твердеет, соприкасаясь с моей холодной кожей.

– Вечность… – сказала она завораживающим