человека.

Чэд осторожно покосился на миссис Порджес и попытался определить, не смеется ли она над ним. А может, жизнь в пустом доме затуманила ее обычно живой и сметливый ум?

— Я знаю, о чем вы сейчас думаете, — миссис Порджес показала свои ослепительно белые зубы. — Но вы можете отбросить всякие сомнения на этот счет. Правда, я с удовольствием читаю про всякие ужасы, но я в них не верю. И если уж я говорю, что там, наверху, бродит ядовитая змея Шекли со своей клюкой, то так оно и есть, и это ничего не имеет общего с привидениями в обычном смысле этого слова.

Почему это не имело ничего общего с привидениями в обычном смысле этого слова, она так и не объяснила. Видимо, дух мертвой хозяйки, витавший по дому, был для нее таким же обыденным фактом, как завывание ветра в оконных ставнях.

И тем не менее Чэда не убедили ее слова. Когда наверху вновь послышались шаркающие шаги и постукивания палки, он вскочил с кресла, взлетел по широкой дубовой лестнице на второй этаж, распахнул поочередно двери во все комнаты, находящиеся над холлом, но не нашел там ни одной живой души. Когда он вернулся, миссис Порджес встретила его сочувствующей улыбкой.

— Я ж вам говорила, что это чудовище — не обычное привидение, — заметила она с нотками триумфа в голосе. — И если вы останетесь в Касл-Хоуме на какое-то время, у вас еще найдется достаточно причин для изумления, хотя, собственно, ничему в мире удивляться нельзя.

— Какие же это причины? — поинтересовался Чэд.

— Да так, ничего особенного. Временами, например, из дома исчезают стулья. Однажды, войдя в столовую, я вдруг обнаружила, что исчез буфет вместе со всем сервизом, а позавчера кто-то распорол брюхо медведю. Вот тогда-то даже мне стало жутко. Если двери и окна отворяются и затворяются сами по себе, как им заблагорассудится, меня это, конечно, сердит, потому что в доме и так хватает сквозняков, но в принципе я к этому уже привыкла. А вот распороть брюхо несчастному медведю — это уже чересчур подло. Правда, старуха всегда была такой. Если ей представлялся случай помучить человека или другое живое существо, сотворенное богом, она не жалела никаких сил.

Чэд молча выслушал все, о чем поведала ему старая дама, а та взяла чайник, налила ему снова полный стакан и спросила необычайно дружеским тоном:

— Осмелюсь спросить у вас, вы приехали отдыхать или собираетесь здесь поработать?

Чэд так задумался над всем услышанным, что забыл вынуть трубку изо рта.

— Да, я хотел бы поработать, хотел бы написать книгу о…

— Ах, вот оно что! Понимаю, понимаю! — с воодушевлением воскликнула миссис Порджес. — Вы хотите написать книгу о Крайстчерче, о его жителях, об этой злобной старухе Шекли, которая вечно опутывала людей своей паутиной и бог знает, что еще натворит после своей смерти. Великолепная идея! Могу хоть сейчас поспорить на что угодно — ваша книга прогремит по всей Англии. Ибо другого такого городка, как наш Крайстчерч, вы не найдете на всем шотландском побережье, а другую такую личность, как старуха Шекли, — и во всем мире. Да покарает ее господь за все ее грехи! Все боялись этой старой ведьмы и тем не менее лебезили перед ней. Конечно, здесь крылась какая-то тайна, но я так и не смогла толком ничего узнать.

Когда большие часы, стоящие у стены, пробили одиннадцать, Чэд поднялся и попросил миссис Порджес проводить его в комнату, где он мог бы переночевать.

Та взяла свечу и пошла вперед, показывая дорогу.

— Свет отключили, сэр, потому что мистер Хаббард посчитал, что расходы на электроэнергию слишком велики, и отказался их оплачивать, — заявила она. — Но если вам нужен свет, вы завтра согласуете с ним этот вопрос. Тогда вам больше не придется бояться собственной тени.

В низенькой спальне воздух был затхлым и душным. Вся обстановка состояла из широкой кровати, массивного темного дубового шкафа и этажерки у окна, на которой стояли шесть фарфоровых ангелочков; они, словно напоказ, выставили обнаженные ножки и, казалось, стыдились своего грубого, аляповатого вида.

Пока Чэд осматривал комнату, миссис Порджес стлала ему постель.

— То, что эта погань Шекли испустила дух на такой чудесной пуховой перине, я считаю в высшей степени несправедливым, но этого теперь не изменишь, — заметила она, взбивая перину. — Я полагаю, что вы не суеверны, сэр, и одну ночь сможете спокойно переспать и здесь. А завтра я приготовлю вам уютную комнатку в южной части дома.

Она пожелала ему доброй ночи и ушла; Чэд слышал еще, как скрипели под ее ногами широкие ступеньки лестницы, потом все стихло, он лег и мгновенно заснул.

Среди ночи Чэд проснулся от какого-то шороха. Кто-то уже успел распахнуть оконные ставни — по бледно-серому небу, слабо освещенному невидимой луной, плыли обрывки грозовых туч. На фоне окна выделялась черная фигура какого-то человека, и Чэд заметил, что в руке неизвестного блеснуло лезвие бритвы.

Чэд хотел было соскочить с кровати, но вид бритвы парализовал не только его язык, но и все тело. «Я, наверное, сплю, и все это мне только мерещится, — пронеслось у него в голове. — Проклятое виски! Опять я хлебнул лишнего».

Наконец пересилив себя, он приподнялся на кровати и выдавил грубым голосом:

— Стоять на месте! Иначе буду стрелять!

Черная фигура среагировала именно так, как и ожидал Чэд. Секунду она стояла в нерешительности, потом издала какое-то урчание, метнулась к окну и мгновенно исчезла.

Чэд щелкнул зажигалкой и зажег свечу, стоявшую на ночном столике. Потом соскочил с кровати, подошел к окну и выглянул наружу. Окно находилось приблизительно в трех метрах от земли и выходило на лужайку. Чэд увидел несколько кустов и стену, которая отделяла Касл-Хоум от соседнего участка. Но нигде ни одной живой души.

Чэд со злостью захлопнул ставни, задернул занавески и огляделся. Потом посветил свечой под кроватью, но ничего там не обнаружил, кроме пары стоптанных домашних туфель. Заглянул в шкаф — и увидел только несколько вешалок для одежды. Тогда он снова собрался было лечь в постель, но внезапно его взгляд упал на этажерку. Чэд не поверил своим глазам. У всех фарфоровых ангелочков отсутствовали головы! Кто-то аккуратно их снял и положил у ног статуэток. Шея каждого ангелочка была покрыта красной краской, точно его обезглавили.

Чэд придвинул к себе стул и уселся, чтобы все обдумать спокойно. Он мог бы, конечно, проделать это и в постели, но сознание того, что так можно заснуть и в конце концов пасть жертвой любителя снимать головы, удержало его