- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (7) »
Штерн Борис Реквием по Сальери
Детективное либретто для исторического балета
в 2-х действиях с увертюрой и апофеозом
Действующие лица: Все названные по ходу либретто действующие лица и исторические личности должны нам что-нибудь станцевать
УВЕРТЮРА
История — Великий Балетмейстер. Не странно ли: исторические личности на сцене Истории всегда танцуют парами — назовешь одного, сразу же является второй. Возьмем кого-нибудь наугад, например: Кирилл и Мефодий, Чернышевский и Добролюбов, Гдлян и Иванов, Тристан и Изольда, Данте и Алигьери, Робинзон Крузо и Пятница, Карл Маркс и Фридрих Энгельс, Каменев и Зиновьев, Роберт Рождественский и Евгений Евтушенко и многие-многие другие; этот список можно продолжать до бесчувствия. Получается какая-то дурная закономерность: ЕСЛИ НЕТ ПАРЫ, ЗНАЧИТ, ЛИЧНОСТЬ НЕ ИСТОРИЧЕСКАЯ.
Получается так… Объяснение этой парной закономерности простое: у любого нормального человека всегда найдется друг (например, Огарев), враг (Троцкий), любовница (Клеопатра), сын (Дюма-младший), брат (Райт, Гонкур или Вайнер), сват, кум, сосед и так далее; поэтому, как только человек становится исторической личностью, он автоматически тащит с собой на сцену Истории того, кто первым подвернулся за кулисами. Впрочем, для закона парности существует и другое простейшее объяснение: конечно же, в реальной жизни исторические личности бродят не только парами, но и триумвиратами, и дюжинами, и даже волчьими стаями, но, к сожалению, господам Геродотам (Флавиям, Карамзиным) лень или недосуг описывать Историю во всем ее многообразии, и они толкуют ее концептуально, по заданной схеме «один плюс один», например: «Поссорились как-то Михал Сергеич с Борис Николаичем и развалили Советский Союз…» Так получается…
Но что это мы все о политике да о политике — криминальная История гораздо интересней, тем более, что криминалистика тоже подчинена закону парности. Ежу понятно: если есть труп, значит, есть и убийца. Вызовешь на бис одного — выходят вдвоем, например: Давид и Голиаф, Брут и Цезарь, Иоан Грозный и его сын, Борис Годунов и царевич Димитрий, Стенька Разин и княжна, Джугашвили и жена… Но мы кажется опять ударились в политику… Возьмем лучше какую-нибудь криминальную пару из мира искусства — пусть танцует, а мы на ее примере рассмотрим процесс раздвоения и деградации творческой личности в наше нелегкое время. Возьмем хотя бы всем известных Моцарта и Сальери — чем не классическая криминальная пара?
Хорошо. Берем Моцарта и Сальери.
Оркестр заканчивает увертюру.
Занавес медленно-медленно поднимается.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ. СМЕРТЬ САЛЬЕРИ
1
Печка в Центральном Доме Композиторов — все действующие лица должны от нее танцевать. На стене висит портрет Петра Ильича Чайковского. Под портретом — ружье Чайковского, двустволка. В центре сцены — Мягкое Потертое Кресло и шикарный черный рояль типа «Стейнвей Д» На рояле дымит медный тульский самовар.Вначале, по старшинству, на сцене появляется Сальери и, кряхтя, усаживается в Потертое Кресло. Сальери старше Моцарта лет на сорок — когда он у гроба Сталина в почетном карауле стоял, Моцарт еще под стол пешком не ходил. Итак, живет в Москве (можно и в Питере или в Новосибирске, но жить в Москве все-таки ближе к делу) такой весь из себя Сальери Антонин Иванович, композитор (можно и художник или писатель, но пусть уж по традиции Сальери будет композитором), русский (итальянского происхождения), 1912 года рождения, заслуженный, Гертруда и проч. Усаживается в Потертое Кресло и начинает пить утренний чай из тульского самовара. Как вдруг выскакивает на сцену его любимый ученик — Моцарт Валерьян Амадеевич, а попросту «Валера», — молодой, глупый, гениальный, тоже русский (но неизвестно какого происхождения, хотя в фамилии присутствует подозрительный корень «моца»…) и начинает выделывать всякие антраша и кренделя в три с половиной оборота и ни в грош не ставить Сальери дескать, «старый веник, плохо метет, загородил молодым дорогу, ни пройти, ни проехать». И все это происходит не в каком-то там занюханном 197… определяющем, решающем или завершающем году какой-то очередной пятилетки качества из количества, а на самом что ни на есть историческом переломе предположим, в году 1991-м. Возникает вопрос: что должен делать Сальери в этой пиковой ситуации? Самое простое и умное — сидеть, пить чай. Но самое простое не всегда получается, а на самое умное чаю не хватит. На «старого веника» можно бы и не обижаться — сойдет, как признание заслуг; но Валера Моцарт в кулуарах совсем уже распоясался: и композитор из Сальери хренниковый, и музЫчка у него соцреалистическая, с мелодией, и Гимн Удыгейской автономной области не Сальери написал, а Ференц Лист, а Антонин Иваныч свою подпись поставил и получил Ленинскую премию; и дачу себе Сальери за казенный счет отгрохал, и служебную машину почем зря на базар гоняет — в общем, все как положено, полный джентльменский набор обвинений. Нельзя же так. Что посоветовать Антонину Иванычу, которому Моцарт всю оставшуюся жизнь отравил? «Ответить тем же! — подумает иной нетерпеливый балетоман. — Отравить Моцарта! Пригласить этого Валеру-Швалеру в ресторан Центрального Дома Композиторов — мол, посидим, выпьем, поговорим, — подсыпать ему яду в стакан с водкой, и с концами.» Ничего себе!
2
Все тот же Дом Композиторов. Справа — гардероб, слева — ресторан, посередине — женский и мужской туалеты.План отравления Моцарта не проходит — и вот по каким причинам: во-первых, что ни говорите, а так порядочные люди не поступают. Прав поэт: гений и уголовщина в наше время несовместимы. Представьте на минуту такую сцену: Юрий Бондарев в ЦД Литераторов подсыпал яду в стакан своему тезке Юрию Нагибину… Нонсенс! Или наоборот: Василий Аксенов в том же доме взял да отравил грибочками Валентина Распутина… Нет, это невозможно! Нет, нет и нет!.. Дичь какая-то! Эти люди не то что пить вместе не станут, но и газетку читать рядом не сядут. «Не верю!» — как сказали бы хором Станиславский и Немирович-Данченко. В самом крайнем случае могут сжечь чучело врага, но отравить не отравят, внутренний гений не позволит, а гений внутри Сальери
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (7) »