осях.

Навечно порасписаны все роли.

Немного меньше, иль немного боле,

Значенье, в общем-то, не в скоростях,

Не в субъективном – этот или тот,

Не в точке или области пространства.

Есть прошлое, и есть причинный ход,

В нём будущего замыслы таятся.

Над лугами и вверху над кронами

Над лугами и вверху над кронами

Заиграли блёстками весёлыми,

Яркие полоски, пятна, глазки,

Пёстрые сверкающие краски.

Солнечной энергией движимы.

Как и мы, свой срок конечный живы.

Отблестят, откружатся и снова

Распылятся в безднах неживого.

Все сложно: дерево, листок

Все сложно: дерево, листок,

Летящие мгновения…

Но через все растет росток

Шального откровения.

И прозреваем мы, когда

Нас изнутри взрывает.

Так, накопив себя, вода

Плотины прорывает.

И понимаем – жизнь проста

В своих взаимосвязях,

Как тень зеленого листа,

Аморфных облак вязи…

В нас словно песнь звучит её

Пульсарное волнение…

С глаз пелена. Мы видим всё,

В нас всё родит томление.

Глядим, не отрывая глаз,

Как будто видим в первый раз,

Как будто слышим в первый раз…

Так пусть живёт прозренье в нас!

Чтоб вслушивались много лет

В капелей перепады,

Чтоб с замиранием сердца след

Ощупывали взглядом,

След маленькой босой ступни,

След крошечных ладошек,

Болящий след чужой крови,

След Звёзд и снежных крошев…

Чтоб взгляд не умирал как тень,

Скользящ и безразличен,

А превращал обычный день

В цепь таинств необычных,

Где переплески звонких брызг,

Сверканья, трепетанья,

Чтоб миру – мир и жизни – жизнь

И Солнца полыхание.

Поблекли краски. Обнищали нивы

Поблекли краски. Обнищали нивы.

Усталый сон склонился и застыл.

Весною, мы несчастны иль счастливы,

Нам одинаково на всё хватает сил.

А осень, прожитыми временами,

Словно сухим листком, играет нами.

Писали ранее пером

Писали ранее пером.

Оно рождало вдохновенье:

Полёт орла… слезу оленя…

Копыт хрустальный перезвон…

Горела на столе свеча,

Рождая образы и знаки…

И изливалась на бумаге

Эпоха, Душу горяча.

Теперь, сверкая, тут и там,

Кружат сверканья карусели,

Прожекторов и ламп качели

Прохода не дают теням.

Исчезли тайны из углов,

Из закоулков Душ и комнат.

Наш мир сияньями исколот

До самых тайных тайников.

Всё, всё вокруг освещено,

Пылают пламени ступени…

Верните, воскресите тени -

– В природу робкое окно.

В них – трепет листьев… недосказ…

Переливанье ожиданий…

Качает тень свеча прощаний

И доброй грусти про запас.

Законы жизни так просты

Законы жизни так просты.

Давайте охранять цветы,

Хоть расцветают не для нас,

Но ведь и нам ласкают глаз.

Средь шума и средь тишины

Они в себя погружены.

Прислушайтесь. И там и тут,

Вы слышите, они растут.

Так беззащитны и хрупки

Их тоненькие стебельки.

За много много сотен лет

Колючки выгнал розы цвет.

А жизнь цветка так коротка

И не зависит от цветка.

Она зависит от дождя,

От ветра, солнца… и тебя.

Ты жизни хрупкой нить не рви.

Ты тоже смертен, как они.

Все громкие звуки

Все громкие звуки

Ввергают меня в отчаяние.

Мне хочется руки

Воздеть и молить о молчании.

“Пожалуйста, тише, как громко Вы говорите,

Осмейте меня, осудите, но только молчите,

Молчите, пожалуйста…

Не можете так, помолчите из жалости".

О, как громыхают трамваи… А на поворотах…О…О…О…

Как будто кожу с живого сдирают с кого-то

Визг на поворотах.

А кожа на лбу натягивается как на барабане:

Боль!!! Боль!!!

Иду сквозь толпу. Репродуктор горланит.

И визг тормозов обрывается в вой…

Как тихи руки деревьев.

Деревья, меня обнимите.

Как ласково вы молчите,

Как будто стыдясь доверья.

Не бойтесь. Я не нарушу

Покой этот громким словом…

А рядом терзает Душу

Улица воем и громом:

Трамваи гремят. Громыхают машины.

Визжат по асфальту скользящие шины.

Толпа как один разношёрстный базар.

Кричит репродуктор. И воет сирена.

И ярких неонов слепые глаза

Шипят словно змеи в угрозе мгновенной…

Всё мчится, грохочет, шипит и визжит,

Кружит свистопляска сверканий и звуков…

О, парк, протяни свою тихую руку

И, хоть на одну небольшую минуту,

Укрой меня в светлой деревьев тиши.

Таинственно мерцанье Звёзд

Таинственно мерцанье Звёзд

Манит, притягивая очи.

Махровые ресницы Ночи

Опущены на тыщи вёрст.

За ними Солнца благодать,

Головоломное круженье.

А дальше? Может быть крушенье?

Но этого не увидать.

Неповторимость, свежесть облаков

Неповторимость, свежесть облаков.

Серебряные сбитые туманы,

Манящие так сильно и так странно,

Как будто вырывая из оков.

Оков Земного бренного Пути,

Статичности Предвечного Движения…

Скрипят и рвутся наших жизней звенья.

А облака – воздушней не найти.

К ним хочется притронуться рукой,

В их пенистую мягкость погрузиться,

Легко парить над ними словно птица…

Но что они? Они – туман сырой.

В них морось бесконечного дождя.

О, эта расстояния химера,

Далёкое, как будто для примера,

Нас увлекает, Душу бередя.

Земля – и в самом деле дом

Земля – и в самом деле дом.

Но дом тогда надёжен,

Когда он чист, ухожен

И есть порядок в нём.

Любя ли, не любя,

Легко ли, через силу,

Должны мы дать мир Миру,

Чтоб сохранить себя.

Чтоб жизнь не разошлась

В извечной карусели

Кирпичиков творения

Энергии и масс.

Чтоб не взорвалась в пыль,

Опять начав вращенье…

Мой дом – мое спасение,

Но дом, а не пустырь.

Дефинитивность бытия

Дефинитивность бытия.

Детерминация событья.

Между забытьем и небытьем

Отбытья бледная струя.

Не так, как в плане и мечте,

Не как в украшенных забвеньях.

А так, как в жизни: в раздвоениях,

Неосознаньи, маете…

Минутное доверье дикой птицы

Минутное доверье дикой птицы.

С моих ладоней голубь зёрна ел.

Где он теперь? – Не знаю, улетел

И, может, никогда не возвратится.

Искать его? Но где? Он птица – фьить…

Позвать? Но как? Каким назвать звучанием?

Какой надеждой, и