антикрепостничества и т. п.: чресла безыдейны и выбирают себе в предмет посягательства что попа, что попадью, что попову дочку, что любую сударыню-барыню совершенно наобум Лазаря. Они озоруют, и все тут.) И вот тогда – тогда пожалуйста: подбирайте домашнее чтение своим детям, исходя из того, какими вы хотите их видеть – какими девицами и женами-невестами, какими женихами-молодцами и мужьями-семьянинами. Однако же не забудьте и о гораздо большем в словах Блока: чуть не за сто лет до нас он задумался, как неотменима народная сказка, смелая своим подходом к жизни, как она неотменима в условиях невиданных испытаний лишеньями и бедами, перед чем народы и человечество стоят, очевидно, всегда. Любая народная сказка учит бесстрашию и удали; в любой нашей народной сказке – наш родной народ, хотя бы и с его, пардон, недочетами и шалостями.

* * *

Народное, жизненно-огнедышащее, лихое, удалое, несгибаемое, трудовое, непостное и непресное, глубочайше природное и изобильно детородное, простодушно-мощное и благородное, неисчерпаемо загадочное, всемирно ко всему братское, земное и незаемное, чудесно-прелестное, сочное и непорочное, сверхлитературно-прочное, вольное и крылатое, непрописное и неканцелярское – все это извечное и, подчеркнем еще раз, народно человечное и разумное в силу сверхнаучной таинственности бытия и будущего; все это, загодя данное нам нашей сказкой, совершенно неотменимо и сегодня, и в будущем.

* * *

Русских сказок безмерно больше, чем их когда-то собрал подвижник Александр Афанасьев. Однако безмерно же богато и то, что собрано им – как богат народный опыт, как бездонна и загадочна глубина природы, как всесодержательна жизнь в родственном союзе и сотрудничестве с естеством. Ковер-самолет, Крылатый корабль, Сивка-Бурка и Конек-горбунок ничуть не дальше от нашего – а мы его знали воочию – пролетанья над морями и землями в зрелом ХХ веке, чем самая строгая наука, которая обеспечила эти головокружительные и судьбоносные для всего мира полеты: обеспечила «непосредственно» и чисто интеллектуально-инженерно. Воздать А.Н. Афанасьеву должное – это стать его вдумчивым, верным читателем. (Редкое дело: фольклор – искусство, в принципе, бесписьменное, он есть творчество анонимно-безавторское; однако в случае трехтомника «Народных русских сказок», которому сейчас почти полтораста лет, без благодарного упоминания имени его составителя не обойтись.) И возможно, возможно еще большее: из читателя афанасьевских сказок стать усердным сказывателем их – своим детям, своим внукам, их сверстникам-друзьям. Говорят, что это практика уходящая; но вы же, например, читаете малышам и отрокам наизусть «Песнь о вещем Олеге»? Тогда начните подобное и тут – хотя бы с «Курочки-рябы» и с «Колобка». Начав так, постепенно втянетесь и полюбите это занятие. Итог же очень соблазнителен: оздоровление всего нарождающегося народа чистым русским словом и заключенным в нем умом-разумом.

А вдруг кто-то, тоже воспитанный под сказку, благодаря вам обогатит весь мир каким-нибудь, не слабее пушкинского, шедевром?

Читаете вы детям не по книге – хотя из книги взяли и выучили – также и про наше Лукоморье? Его самое время под занавес упомянуть.

Вот он и вопрос о Лукоморье. Почему оно? Да потому, что воспето Пушкиным вслед за народом-сказителем, потому что земной рай, потому что край нашенский, потому что сокровищница и скатерть-самобранка ума-разума и диво-красот.

С. Небольсин

Народные русские сказки

ЛИСИЧКА-СЕСТРИЧКА И ВОЛК

Жил себе дед да баба. Дед говорит бабе: «Ты, баба, пеки пироги, а я поеду за рыбой». Наловил рыбы и везет домой целый воз. Вот едет он и видит: лисичка свернулась калачиком и лежит на дороге. Дед слез с воза, подошел к лисичке, а она не ворохнется, лежит себе как мертвая. «Вот будет подарок жене», – сказал дед, взял лисичку и положил на воз, а сам пошел впереди. А лисичка улучила время и стала выбрасывать полегоньку из воза все по рыбке да по рыбке, все по рыбке да по рыбке. Повыбросала всю рыбу, и сама ушла.

«Ну, старуха, – говорит дед, – какой воротник привез я тебе на шубу». – «Где?» – «Там, на возу, – и рыба и воротник». Подошла баба к возу: ни воротника, ни рыбы, и начала ругать мужа: «Ах ты, старый хрен! Такой-сякой! Ты еще вздумал обманывать!» Тут дед смекнул, что лисичка-то была не мертвая; погоревал, погоревал, да делать-то нечего.

А лисичка собрала всю разбросанную по дороге рыбу в кучку, села и ест себе. Навстречу ей идет волк: «Здравствуй, кумушка!» – «Здравствуй, куманек!» – «Дай мне рыбки!» – «Налови сам, да и ешь». – «Я не умею». – «Эка, ведь я же наловила; ты, куманек, ступай на реку, опусти хвост в прорубь – рыба сама на хвост нацепляется, да смотри, сиди подольше, а то не наловишь».

Волк пошел на реку, опустил хвост в прорубь; дело-то было зимою. Уж он сидел, сидел, целую ночь просидел, хвост его и приморозило; попробовал было приподняться: не тут-то было. «Эка, сколько рыбы привалило, и не вытащишь!» – думает он. Смотрит, а бабы идут за водой и кричат, завидя серого: «Волк, волк! Бейте его! Бейте его!» Прибежали и начали колотить волка – кто коромыслом, кто ведром, чем кто попало. Волк прыгал-прыгал, оторвал себе хвост и пустился без оглядки бежать. «Хорошо же, – думает, – уж я тебе отплачу, кумушка!»

А лисичка-сестричка, покушамши рыбки, захотела попробовать, не удастся ли еще что-нибудь стянуть; забралась в одну избу, где бабы пекли блины, да попала головой в кадку с тестом, вымазалась и бежит. А волк ей навстречу: «Так-то учишь ты? Меня всего исколотили!» – «Эх,