Надо ужин приготовить, постирать отцу. Вы ведь ничего не умеете сами! — добавила она с гордой улыбкой человека, понимающего свое превосходство.

— Да… Конечно… Ужин, стирка… — уныло возразил Игорь. — Если бы хотела, нашла бы время.

Разговор принял опасный оборот. И Валя поспешила переменить тему.

— Но тебе надо быть на кроссе, — напомнила она.

Игорь нахмурился.

— Я не пойду на кросс, — сказал он. — Тебе нравится смеяться надо мной!

Валя вспомнила урок физкультуры и прикусила неуместную улыбку.

— Ну, Игорь, я же не нарочно… И потом, ты сам виноват. Почему ты не хочешь работать над собой? Вот начни завтра. Это же очень просто — лыжи. Встал и пошел. При твоем росте ты мог бы быть отличным лыжником. Или вратарем. Например… Или стайером.

— «Вратарем. Стайером»! — поморщился Игорь. — Миллионы людей понятия не имеют о стадионах, и все-таки они здоровы и счастливы и девушки их любят. Ты, скажем, могла бы полюбить не спортсмена?

— Во всяком случае, — задумчиво отвечала Валя, — он не должен быть односторонним человеком. Я хотела бы, чтобы это был и спортсмен и вообще сильный человек. Верный друг и товарищ, на которого можно опереться в трудную минуту.

— Очень мало портретного сходства! — мрачно пошутил Игорь. — Боюсь, что у меня Надежды невелики.

Раздался звонок. И Валя вскочила, обрывая рискованный разговор.

Коля Казаков, окончательно заблудившийся в дебрях английского правописания, сразу приободрился, с лихим щелканьем положил мел и устремился в коридор, отряхивая руки.

— Валя! — крикнул он на ходу. — Сегодня вечером в Станкине баскет. Приходи болеть.

— В Станкине? — воскликнула Валя. — Мы им покажем! А Вовку Горохова они не выставят?

— Мы тогда уйдем с поля, — сказал решительно Коля.

— И правильно! — Валя захлопала в ладоши. — Я буду. Я обязательно буду!

3

В в эти дни в институте только и говорили о предстоящем Всесоюзном лыжном кроссе. В извилистых коридорах, на лестнице, в шумной столовой, даже в сумрачной профессорской на все лады склонялось слово «кросс». Ученые деканы подсчитывали количество и шансы участников. Студенты сангигиенического ежедневно убеждали Колю перейти к ним на факультет, соблазняя летней практикой на стадионе «Динамо». Стенные газеты — те просто хватали за рукава студентов, убеждая, рекомендуя и требуя: «Становись на лыжи! Становись!» В вестибюле для этой же цели висел плакат, на котором девушка в кроваво-красном свитере скользила по ярко-голубому снегу.

В кабинете физподготовки, а проще сказать, в каморке дяди Нади, до поздней ночи гудел встревоженный улей. Не говоря о «мастерах» и штатных «болельщиках» у дяди Нади роилась туча так называемой спортивной «мелкоты». Мелкота шумела, спрашивала советов и давала их, важно обсуждала качества мазей и со знанием дела толковала о лыжном спорте, неимоверно путая годы, события, имена и достижения.

Издерганная Прасковья Ивановна — «спортивная баталерша» — устало отмахивалась от азартных любителей.

— Нет у меня сорок первых! Нет! Слышали?

— Но, Прасковья Ивановна, в советах начинающим…

— Не знаю, как у вас в советах, а у меня в кладовке нет.

— Прасковья Ивановна, шесть пар носков надел!

— Еще надень. Что у вас, ноги на один размер понатесаны?

— Прасковья Ивановна, одну пару! Самую последнюю.

Тут же за столом у дяди Нади среди физоргов сидел Петя Журавлев и, морща лоб, делил на бумажке сто на двадцать шесть.

— Беда, и только! — сокрушался он. — У всех физоргов сто процентов, а у меня одного девяносто шесть с дробью. Надо же такое несчастье — Надеждин в группе! Все показатели массовости портит. Один — а в нем три и восемьдесят пять сотых процента. Три целых! Восемьдесят пять сотых!

И вот настало утро кросса. Над городом, окутанным туманной пеленой, вставало оранжевое зимнее солнце. На свежем, чистом снегу красиво и четко печатались следы. Накатанные машинами ледяные полосы отражали радужных зайчиков.

Сокольники были в сильном возбуждении. Сверкающие автобусы, поезда метро и пестреющие трамваи выбрасывали все новые и новые группы участников. Шумные потоки разливались ручейками по снежным дорожкам парка. По наполовину занесенным снегом открытым летним павильонам. Цветной змейкой рассыпались они вокруг стартовой поляны. Кто уселся прямо на снег под запорошенную ель, накапливая силы, кто в десятый раз подтягивал крепление; «разминающиеся» мелькали между стволами, как разноцветные флажки. Вокруг бегали физорги с блокнотами. Выкликая фамилии. И вдруг:

— Ребята. Вот видение-то!

— Надеждин, собственной персоной! Давно ли в болельщиках?

— Игорь, ты кому лыжи несешь?

Игорь в сторонке сумрачно развязывал лыжи. К нему подошел Журавлев:

— Надеждин, вот тебе секундомер. Пойдешь с дядей Надей на дистанцию. Он тебе объяснит, где стоять и как своим давать время.

— Номер! — жестко сказал Игорь.

— Не нужно номера. Ты с дядей Надей будешь.

— Номер мне! — закричал Игорь. — Номер участника.

— Брось людей смешить! Завязнешь в сугробе — кому искать?

Но Игорь с неожиданной ловкостью схватил Журавлева за куртку и вырвал из его рук номер.

— И откуда берется? — бормотал вслед физорг. — Удивить он хочет кого, что ли? Думает, так просто, лыжный кросс… Ладно, мне безразлично. Во всяком случае, у меня сто процентов, остальное меня не касается.

— На старт! На ста-арт! — зазвенело по лесу.

Очередные четыре сотни лыжников выстроились по опушке большой поляны — цветная живая цепочка. Шапочки красные, желтые, белые, синие, зеленые, пестрые, шерстяные и матерчатые. Светлые и темные непокрытые головы с разноцветными наушниками. Свитеры и лыжные куртки; черные шерстяные майки заядлых гонщиков с круглыми вырезами у шей. Ботинки всех размеров, образцов и фасонов: тупорылые «американцы» с блестящими плоскими застежками; элегантные «скандинавы» с острыми носами — потомки финских пьекс; старомодные ботинки с загнутыми носами; наконец, практичные русские: ни тупые, ни острые, ни загнутые, ни опущенные — такие, как надо.

Бледный Игорь стоял во второй шеренге рядом с черноглазым бакинцем Гулиевым. Южанин, впервые в Москве увидевший лыжи, очень волновался, как бы не остаться последним, но, увидев рядом с собой Игоря в длинном, неудобном пиджаке, Гулиев понял, что избежал позора, и довольно улыбнулся.

— Держись за меня, друг, — сказал он Игорю. — Не пропадем!

4

Раздалась протяжная команда: «Приготовиться!..» Шеренги замерли и насторожились. «Внимание!» Палки чуть приподнялись, тела вытянулись вперед, готовясь к броску.