фашистские танки. Прощай, учеба, марши, тревоги! Колеса отбивают: «На фронт, на фронт…» На сердце и радостно и как-то тревожно.

2

— На разгрузку пушек и машин даю полчаса, — бросил капитан.

Дымов спрыгнул с вагона. Бойцы открыли борта платформ и прилаживали помост. Шоферы раскручивали железные тросы, крепившие машины. Торопились. Уже доносился рокот немецких самолетов, летевших на большой высоте.

Богданович подошел ко взводу на исходе тридцатой минуты, когда бойцы и лейтенант скатывали с платформы последнюю пушку.

— Рассредоточивайте технику!

В открытой степи от бомбежки погибель. Машины, нагруженные снарядами, с пушками на прицепах быстро разъезжались по овражкам. Капитан собрал командиров, чтобы поставить им задачу. И тут машинист паровоза поднял темную фигурку с черным, как у негритенка, лицом, на котором сверкали одни белки глаз.

— Ты?! — обрадовавшись, ахнул капитан. «Заяц», наделавший столько переполоха, был жив и невредим. — Небось на тендере ехал? В уголь зарылся?

— Ага, — звонко чихнул мальчишка.

— Как тебя зовут? — впервые улыбнулся капитан.

— Иван я, Федоров — фамилия. Апчхи!..

— Находчивый ты, Федоров.

— А как же… Возьмете теперь? — спросил Ваня; он не спускал глаз с Богдановича, и столько надежды и веры отражалось в них, что сердце железного капитана дрогнуло. Он разжал зубы и, сердясь на себя за минутную слабость, выдавил:

— Накормить и отправить назад!

— Эй, Удовико, принимай пополнение! — крикнул Дымов и, толкнув мальчишку к оврагу, побежал на сбор командиров.

На дне оврага стояла полуторка, доверху наполненная ящиками с консервными банками и мешками; на прицепе дымилась кухня. Сухонький, уже немолодой шофер Овчинников подкладывал в топку ломкие прутья краснотала, да так и застыл от удивления…

Из кабины вывалился круглый, невысокого роста, с заспанным лицом сам повар Удовико.

— Чего еще? — протирая глаза, спросил он.

— Гляди, какого африканца нам прислали…

Удовико посмотрел на фигурку с черным лицом. Ваня тоже рассматривал их сверху оврага и рассуждал: «От капитана удрал, а от этих старикашек подавно сбегу…» Запах булькающей в котле каши с бараниной щекотал в носу, у Вани от голода даже бурчало в животе.

— Ну что уставились? Меня капитан прислал.

— Чего ж тебе дать? — растерялся Удовико. — Каша не готова.

— Все равно, — ответил Ваня, усаживаясь в сторонке на откосе оврага, — лишь бы живот набить.

— Сейчас набьем, товарищ африканец! — с улыбкой сказал Овчинников и набросился на Удовико: — Корми человека. Видишь, с голоду доходит.

Удовико нашел открытую банку консервов, перерезал пополам хлеб.

Среди истребителей танков уже разнеслось, что на кухне тот самый «заяц», за которым «охотились» в пути.

Первыми появились сержант Кухта и Черношейкин, потом еще набежали.

— Ну, парень… Не в лоб, так обходным маневром взял, — похвалил Черношейкин Ваню, который вычищал банку коркой хлеба.

Ваня кивнул головой, потом вскочил, подбросил банку и ловко отфутболил. Сержант Кухта хотел прикрикнуть за порчу ботинок, но Черношейкин остановил его и обратился к Федорову:

— Слушай, боец! Надо малость подумать о своем виде…

Ваня поморщился:

— Да чего там… Капитан все равно отправит назад.

— Не отправит, если сразу не прогнал.

— Взаправду говоришь?

Черношейкин обернулся к сержанту Кухте, и тот уверенно подтвердил, что на войне «всякое бывает».

Из груды принесенных старшиной гимнастерок, брюк, белья Ване стали подбирать обмундировку. Кое-что подшили, поубавили. Оказались и ботинки подходящего размера. Черношейкин подстриг парня и позвал повара. Тот ахнул — настолько изумило преображение «африканца».

Капитан в этот день обошел разбросанные по овражкам подразделения, заглянул в котелки солдат, а потом появился на кухне. Еще издали заметил Удовико долговязую фигуру Богдановича. Он снял капитанский котелок с огня и доложил:

— Товарищ капитан, весь личный состав накормлен.

— А почему сегодня без чая?

— Кипяток ушел на обмывку моего помощника.

— Какого еще помощника?

— Да что вы прислали ко мне…

Богданович пожелал взглянуть на этого «помощника».

Ваню еле растолкали. Поставили на ноги, осмотрели и повели к капитану. Опрятный вид мальчишки понравился Богдановичу. Но капитан не таков, чтоб выставлять напоказ свои чувства. Спросил сурово:

— Накормлен?

— Так точно, — подтвердил Удовико.

— Начпроду передать: помощника повара Федорова включить в строевую на полное довольствие.

— Есть передать.

Так началась фронтовая жизнь Вани Федорова. А было ему в ту пору четырнадцать лет…

3

Сухая степь в жаркой дреме безлюдна. Но вдруг ожила… Из овражков, балочек вынырнули машины с противотанковыми пушками, на ходу заняли боевой порядок. За каждой машиной облачко пыли, свернули на большак в сплошной рыжей завесе…

Проснулся Ваня от раската грома. С адским воем небо обрушивалось на землю. В густых облаках пыли вспыхивал огонь, и после оглушительного разрыва что-то со свистом летело над головою, впивалось в борт машины, звонко отлетало рикошетом от железной кухни. Комья земли ударяли по плащ-палатке, которой он укрылся. Машина ехала уже не по дороге, а бешено неслась напропалую по степи, так подбрасывая на кочках, что ящики, мешки и Ваня взлетали в воздух. Позади на прицепе прыгала и металась из стороны в сторону кухня. Тут только Ваня пробудился и сообразил, что они попали под бомбежку.

— Эй, кухня!.. Поворачивай вправо и стой! — крикнул кто-то, невидимый в пыли.

Этот же человек сгреб Ваню и выбросил из кузова; они вместе упали на землю. Отплевываясь, Ваня посмотрел на лежащего рядом с ним лейтенанта Дымова, тот пришлепнул его:

— Лежи!

Рядом грохнуло. Их обдало жаркою волной — остро пахнуло раскаленным металлом и горелой землей. Когда Ваня оторвал щеку от колючей травы, лейтенанта рядом не было — он бежал в сторону горящей машины.

«Ишь, самому можно бегать, а другим нельзя!..» — Федоров вскочил и устремился за лейтенантом.

Машина горела, и огонь уже подбирался к бензобаку. Дымов стал сбивать шинелью пламя. Бойцы бросились разгружать из кузова боеприпасы. Ваня тоже схватил нагретый ящик со снарядами. Подняв, он согнулся от тяжести и, не разгибаясь, засеменил. В горячке никто не замечал мальчишку, и он таскал со всеми снаряды; потом, тяжело дыша, присел с бойцами и тогда только понял, какой опасности подвергался. В любую секунду снаряды могли взорваться и разнести его в клочья.

А лейтенант, как