лук, а с плеча свисала тонкая веревка, на которую были нанизаны тушки маленьких животных. Их кровь алыми каплями падала на серую землю. Это был самый яркий цвет, который Лине довелось увидеть на Эмдэ. Абориген повернулся к ней спиной и, прежде чем испуганная девушка успела закричать, бросил через плечо:

— Идти домой.

Примитивный вариант языка был очень схематичен. Наверное, охотник хотел сказать: «Идем ко мне домой». Лина, разбитая и дрожащая, нехотя последовала за ним.

Казалось, она брела уже несколько дней, а может, всего пару часов. Он не шел рядом с ней, но и не уходил далеко вперед. Он ждал, пока Лина с трудом поднималась с земли, если ей случалось поскользнуться на камне, поросшем мхом. А еще он часто оглядывался, чтобы поглядеть на нее. Его глаза неестественно блестели, как будто у него была высокая температура.

В конце концов он опять поразил Лину, остановившись у небольшого куполообразного холмика. Путница изумленно осмотрелась вокруг. Эта берлога была изолирована от внешнего мира, и нигде поблизости не было другого жилья, созданного руками человека.

Лине стало страшно. Однако она знала, что аборигены крайне редко нападали на чужаков.

Охотник протянул руку к жесткому пологу, закрывавшему то, что можно было считать входом в берлогу. Сама дверь была по пояс обыкновенному человеку.

— Идти домой, — повторил абориген. Его глаза ярко блестели. Лина была обескуражена, но выбора у нее не оставалось, поэтому она наклонилась, чтобы протиснуться внутрь.

В берлоге, по сравнению с пронизывающим холодом снаружи, оказалось тепло, и это лишило Лину последних сил. В полуобморочном состоянии она упала на груду шкур. От них шел сильный запах — дыма, пищи и жизни.

Каждое утро безнадежная серость Эмдэ заставляла Лину испытывать все большее отчаяние. Дни были терпимыми, на Эмдэ стояла весна — самое теплое и светлое время года: все, на что была способна эта планета. Но головная боль, не проходившая уже много суток, усиливалась по утрам, поэтому начало каждого дня для Лины было пустым, серым и промозглым, как могила. Сегодняшний день не стал исключением.

Путешественница, неуклюжая от холода, с пустым бурдюком для воды устало тащилась вдоль едва заметной на мшистой земле цепочки следов. Следы шли параллельно стене, сложенной из неотесанных камней. Невыразительная местность в серовато-зеленых тонах простиралась до самых гор, вершины которых были спрятаны под шапкой гнетущих облаков.

Рядом со стеной на чахлом деревце засуетилась маленькая невзрачная птичка — жалкая пародия на попугаев Новой Каталонии. Звук, словно иглой, пронзил мозг Лины, окутанный туманом боли. Девушка споткнулась о камень и машинально схватилась за стену. Резкое движение тут же отозвалось болью. «Интересно, что бы подумал хозяин берлоги, Истэ, если бы я умерла? Умирают ли призраки?»

Упрямый огонек надежды все еще горел в душе Лины. Она оттолкнулась от стены, как будто та была воплощением ее отчаяния, и продолжила путь. Нести даже пустой бурдюк для воды, сделанный из пузыря гигантской рыбы, оказалось очень неудобно — его нельзя было ни свернуть, потому что он был слишком плотным, ни просто держать в руках, потому что он выскальзывал из ладоней. Лина обхватила его и несла, как младенца.

Птичка на дереве вдруг нахохлилась и повернула голову, увидев что-то по другую сторону стены, которая была высотой с саму Лину. Девушка услышала какое-то шарканье, будто по мху ступал кто-то очень грузный.

Лина подошла к тому месту, где стена, покрытая инеем, была разрушена. Держась за края проема, она устало посмотрела поверх разбросанных камней. И тут же отпрянула, нос к носу столкнувшись с громадным животным, стоявшим на четырех лапах. Оно подняло косматую морду и обнажило клыки.

Судорожно вздохнув, Лина сделала шаг назад, а потом со всех ног бросилась бежать к берлоге Истэ. Чудовище преследовало ее по другую сторону стены, и было слышно, как под его лапами шуршит мох. Лина ворвалась в хижину, оттолкнув шкуру, висящую на входе. Дрожа от страха, она забилась в дальний угол. Хорошо, что у хижины такие толстые земляные стены.

Вдруг шкура заколебалась. Лина в ужасе подпрыгнула. Это был хозяин. От него разило рыбой — с утра он отправился промышлять на озеро. Истэ вглядывался в сумрак берлоги — свет в нее поступал лишь через маленькое отверстие для дыма над погасшим очагом. Увидев пустой бурдюк, он рассердился:

— Плохая женщина.

— Там было большое животное, — заикаясь, пробормотала Лина. Она не знала, как на здешнем примитивном наречии описать случившееся.

Истэ взял бурдюк и вышел. По возвращении он сказал:

— Здесь был красный медведь.

Его лицо представляло собой маску, и понять, что скрывается за ней, было невозможно — в этом была вся сущность Истэ. Он налил воду в большую ракушку.

— Делать огонь, — велел он своей гостье.

С помощью электронной зажигалки из аварийного комплекта Лина непослушными от холода пальцами подожгла ветки в очаге. Зажигалка была рассчитана на тысячу включений, счетчик показывал уже семнадцать.

Каждое утро и каждый вечер Истэ требовал, чтобы она разводила огонь; вечером костер горел чуть дольше, чем утром. Вот уже восемь дней она зажигала огонь для Истэ. Даже в первый раз, когда Истэ велел ей развести огонь и она воспользовалась зажигалкой, он совсем не удивился. Разводить огонь было ее обязанностью, а как она это сделает — обычным способом или при помощи магических предметов, — его не волновало.

Истэ опустил в большую ракушку корни ходо, похожие на сморщенные кусочки мрамора. Он понемножку подкладывал в огонь торф, чтобы вода кипела, пока ходо не стали мягкими. Тонкие полоски сырой рыбы он положил рядом с огнем.

Маленькой оловянной ложкой Истэ выловил корешки из кипящей воды и разложил их вместе с полосками прокопченной рыбы на два блестящих диска — на чешуйки гигантской рыбы. Одну из чешуек с едой он передал Лине. Горячий студенистый отвар они по очереди черпали жестяной ложкой.

Поев, Лина перестала дрожать, и ее голова начала работать лучше. Красный зверь и впрямь внешне походил на медведя. У него были толстые лапы и красноватый мех. Лина вспомнила, что он очень похож на то животное, которое она видела в ознакомительном голографическом фильме. Красные медведи были способны вытащить из воды гигантскую рыбу или озерного тюленя, чтобы потом вдоволь попировать на берегу. Иногда они нападали и на людей. Лина с содроганием представила, как чудовище клыками и когтями разрывает ее тело.

— Ты видеть красного медведя там, где упасть стена.

— Да, и я побежала обратно.

— Медведь идти за тобой. Следы