Герман Назаров
Какое-то безумие тлело в нём…

Архивные находки Германа Назарова заставляют усомниться в хронике болезни и последних дней Ленина.

Официально считается, что, хотя кратковременные головокружения и даже отключения сознания случались с В. И. Лениным и раньше, его таинственная болезнь впервые проявилась явственно в Горках 25 мая 1922 года.

В этот день после ужина он почувствовал изжогу, а перед сном слабость в правой руке: утром разразилась сильнейшая головная боль, была рвота. Он с трудом объяснялся с окружающими; не мог читать; пробовал писать, но сумел вывести только букву “м”; ослабела правая рука и нога. Через час неприятные ощущения прошли, и врачи приписали их гастриту. Но вечером 27 мая последовал повторный, более сильный удар, и профессор Кремер впервые заподозрил у Ленина мозговое заболевание, характер которого, однако, представлялся врачам весьма загадочным.

В отличие от обычного атеросклероза, при котором идёт непрерывное прогрессирующее нарастание раз возникших болезненных процессов, у Владимира Ильича после довольно частых ударов наступали улучшения состояния с восстановлением профессионального интеллекта. Это обстоятельство заставило врачей предположить, что болезнь Ленина есть следствие сифилитического изменения сосудов мозга. Они решили, что если это сифилис, то есть надежда на выздоровление! И хотя исследование глазного дна этой догадки не подтвердило, Ленина на всякий случай стали лечить инъекциями мышьяка.

Сам Владимир Ильич довольно мрачно оценивал своё состояние. Говорят, 30 мая 1922 года он даже пригласил к себе Сталина и просил его принести цианистый калий, чтобы в случае чего покончить с собой. Но потом он от этой мысли отказался.

Хотя в течение всего лета 1922 года “кондрашка”, как говорил сам Владимир Ильич, хватал его время от времени, в целом его состояние постепенно улучшалось, и врачи разрешили ему приступить к работе с 1 октября. Он с радостью окунулся в работу: председательствовал в Совнаркоме, заседал на пленуме ЦК, в Политбюро и Совете труда и обороны и даже выступил на сессии ВЦИК и на IV конгрессе Коминтерна. Но прежней работоспособности у него, по собственному признанию, увы, уже нет.

13 декабря в Горках его настигает новый сильнейший удар, 15 и 16 декабря его состояние резко ухудшается, и консилиум врачей убеждает Ленина временно совершенно отказаться от работы. 18 дека бря Политбюро возлагает на Сталина ответственность за соблюдение режима, установленного врачами для Ленина. И вдруг Сталин узнаёт, что, несмотря на запрет, Владимир Ильич продолжает вмешиваться в политическую жизнь и что Крупская 21 декабря передала какое-то ленинское письмо Троцкому. 22 декабря взбешенный Иосиф Виссарионович сказал Надежде Константиновне по телефону что-то такое, от чего она, по словам ленинской сестры Марии Ильиничны, “была совершенно не похожа сама на себя, рыдала, каталась по полу и пр.”. А в ночь на 23 декабря Ленина разбил паралич правой части тела.

По всей видимости, этот инцидент побудил Сталина собрать лечивших Ленина врачей и 24 декабря 1922 года в присутствии Каменева и Бухарина провести совещание, на котором было принято решение: “Владимиру Ильичу предоставляется право диктовать ежедневно 5-10 минут, но это не должно носить характера переписки и на эти записки Владимир Ильич не должен ждать ответа. Свидания запрещаются. Ни друзья, ни домашние не должны сообщать Владимиру Ильичу ничего из политической жизни, чтобы этим не давать материала для размышлений и волнений”.

Судя по тексту этого решения, в болезни Ленина политические проблемы играли не меньшую роль, чем медицинские. Действительно, в то самое время, когда соратники разрабатывали процедуру его политической изоляции, сам Владимир Ильич “диктовал” один за другим важнейшие политические документы, в том числе и пресловутое “завещание”, в котором он предлагал XII съезду обдумать, как бы половчее сместить Сталина с поста Генерального секретаря. Конец этим таинственным диктовкам положил удар 10 марта 1923 года, после которого Ленин стал настоящим инвалидом: произносил не более десятка слов (“вот-вот”, “иди”, “вези”, “веди”, “аля-ля” и почему-то “гут морген ”), утратил способность писать, мог передвигаться только в инвалидной коляске.

21 января 1924 года Ленина настиг последний удар. У него заклокотало в груди, взгляд стал бессознательным. Временами он глухо стонал, судороги пробегали по телу. Врачи впрыскивали ему камфару, делали искусственное дыхание. Но всё было напрасно. Он умер в 18.50…

* * *

Как и все, я верил официальной версии вплоть до того момента, пока не натолкнулся в архиве на никогда прежде не публиковавшийся документ. Это было письмо Ленина Дзержинскому. В своей переписке с соратниками Ленин часто использовал гриф “Совершенно секретно”. Не преминул он прибегнуть к нему и на этот раз. Под грифом “Совершенно секретно” он писал:

“Дорогой Феликс!!! Всё, что со мной произошло, как мне кажется, дело рук Сталина и тех, кто с ним. Это ужасно. Меня фактически изолировали от партии и общества. Вчера охрана была удвоена. Сейчас их насчитываю что-то около ста человек. Мне даже тропинки отвели, по которым я должен, видите ли, прогуливаться. По другим дорожкам просто не положено!!! Как Вам это нравится. Это разве нормальное отношение, когда какой-то жлоб из В.Ч.К., или уж не знаю кто, заявляет, что имеет специальные инструкции: не разговаривать со мной, не принимать от меня никакой почты, не рассказывать мне ничего и т. п. Это что? Как прикажете это понимать? Я неоднократно за последнее время требовал встречи с Вами, тов. Калининым, Влад. Бонч-Бруевичем, Каменевым, не говоря уже о тех, кого мне просто хотелось бы увидеть. Вот уже три месяца ко мне никого не пускают. Полная изоляция. Отключили телефон. Барышня со станции говорит, что с Москвой нет связи. Какая херня, прости Господи. Я стал намного лучше себя чувствовать. Мне кажется, что меня отравят или убьют. Убьёт охрана. Отравят врачи. Что же мне делать? Бежать? Невозможно. Смотрят за каждым шагом. Говорят, что всё из благих соображений. Я не верю. Я понимаю, что всё скоро кончится. Кто бы знал, не поверил бы. Врачи смотрят на меня и разговаривают со мной, как с умалишённым, как с ребёночком, глупеньким маленьким ребёночком. Это заговор. Это приведёт к диктатуре одной группы в партии над всеми, и кончится всё большой кровью. Я не понимаю, имею ли я сейчас в правительстве вес, что с моим кабинетом в Кремле? Почему я лишён связи? Я ничего не понимаю. Я первое лицо в государстве, меня никто не отстранял от исполнения обязанностей. Моя болезнь просто превратилась в изоляцию. Меня