- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (26) »
Марк Мэннинг Мототрек в ад
ЗАЕЗД № 1 ВЕЧЕРНИЙ ЗВОН
"Вечерний Звон" затихла навеки сразу же после шестнадцатого «бом-бом», четыре дня cпустя шестнадцатилетия. Пожила и померла. И ее скоропостижная смерть достойна всяческого описания. Затраханная-замученная, порубленная нашим дивным и чудным долбанным миром — лучшие слова на могильную плиту "Вечернего Звона". Бугезфорд было местечко что надо, еще то… "Спальная деревня" притулилась в уютном уголке пустошей западного Йоркшира. Нежная и трепетная девочка протрепетала здесь всю свою хрупкую жизнь. Ни зуя там никогда не происходило, ни буя не бурлило в этом тихом омуте, в Бугезфорде, и в душе "Вечернего Звона". Она была пушистая и домашняя без выбрыков и всего такого. Обычно девки отсюда валили как только, так сразу, куда-нибудь к огням и панелям больших городов, к софитам и папикам блестящих подиумов. "Вечернему звону" все это «метрополитенство», типа Гулля и Гримсби, было не по кайфу. Она была кругленькая и блестящая как медная ручка на дубовой двери, девственная и пухленькая, словом бикса-находка! Смышленой деревенской девочке прямая дорога ломиться в универ, но "Вечерний Звон" обломилась. Ее мамашу начал прихватывать кондратий, болезнь Альцгеймера по-научному, и девчонка твердо решила остаться в Бугезфорде беречь мамину старость. Бабла, которое государство платило пенсионерке, едва хватало на оплату их маленького домика и "Вечерний Звон" пошла на полставки в деревенский паб. Бар "Козырная свинка" — тихое тусовое местечко, но летом постоянно забивалось туристами. Хозяином был старый мужик с прокуренной белой бородищей. Он часто передел, но был прикольный. Сезелройд Рамсбуттом звали его. Когда папа девочки отдал богу душу, а брат отправился в тюрьму, старик стал для "Вечернего Звона" как отец. Мама, это было сто пудово, никогда так и не узнала от мистера Рамсбуттома о маленькой неприятности в пивном погребе, и девочка тоже ничего ей не сказала. — Пососи мне доченька — заявил нахальный дедушка тринадцатилетней девочке — хотя бы лизни пару раз, я не буду кончать. А один славный паренек покорил сердечко "Вечернего Звона" — это был "популярный красавчик", первый парень на деревне, с водянисто-голубенькими глазками и с очень-очень крепким телосложением. Бобби Соккет звали его — сын местного викария, с огромной шишкой, трахавшей все окрестные тузики. Бобби и "Вечерний Звон" знали друг дружку всю жизнь. Как-то после церковной службы он предложил ей руку и сердце и все прочее. "Вечерний Звон" отзвонила тогда всего только шесть «бом-бом». Бобби тоже было шесть годиков от роду, они же были ровесники.ЗAEЗД № 2 ДЖОННИ-ГРУСТНЯК, БРАТ "ВЕЧЕРНЕГО ЗВОНА"
— Чо за херов ужасняк, ты, блядь, страшный ты тип, — прорычал Кум (начальник тюрьмы значитца), — не понимаю, чо тебя гонит по жизни, хотя и могу понять причины, по которым ты это сделал — продолжает рычать он. Джонни-Грустняк многозначительно промолчал… — Вы быдляки, — все рычит и рычит вертухайская рожа — вы все просто скоты, — ублюдок ворчит, рычит и трясет за плечи высокого статного парня. — Я могу уже топать, начальник? — Джонни-Грустняк смотрит свысока и слова, что называется, цедит сквозь зубы. Джонни, конечно, красавчик, но от него веет какой-то холод, жуткий холод. Стальной взгляд, прямо Клинт Иствуд с его неподражаемой улыбкой. Рост под два метра, косая сажень в плечах, жгучий брюнет с монгольскими скулами, чувственный рот, кривая улыбка и колючая щетина. Джонни-Грустняк — парень с характером. — Ты свободен, Джон, свободен, как негр в Африке, гуляй, Вася, жуй опилки, как говорят русские. Тюремщик зырит в окно. — Будь осторожен, следи за собой и тогда мы больше никогда не увидимся. Джонни ухмыляется и трясет мерзкому типу вертухайскую лапу. Джонни-Грустняк оттрубил от звонка до звонка шесть гребаных лет, шесть кругов ада. Грохнул своего папашу. Бугезфорд содрогнулся тогда… От ужаса и счастья… Это чудовищное преступление (как ни крути оно все-таки преступление) каждую ночь крутилось в его мозгу как сладкое порно, охуительно сладкие грезы, ничего не скажешь. Он просыпался в сахарном поту от грохота: «Джонн-и-и-и», ужасного грохота разрывающего изнутри его барабанные перепонки. Это был голосок его маленькой-милой-десятилетней сестренки. "Вечерний Звон" плакала и кричала у него в голове. Джонни видел это, как будто все было как в песне Маккартни "Yesterday". — Часто ли папа заставляет тебя сосать леденец? Маленькая девочка на больших руках старшего брата и слезы капают, капают в четырех глазах, у маленькой девочки и у здорового плечистого парня… — Он говорит, что это леденец, — она всхлипнула пару раз, — но вкус не такой как у леденца. Все проясняется, свет погас, туман рассеялся, красный и горячий туман ярости. — Джонни — ЭТО жуткая гадость, — хныкает маленькая сестренка, писклявая и придавленная ужасом этой жизни, — как та противная брынза, которую мы ели на Рождество. Джонни многозначительно молчит и знает, что делать дальше. И это будет еще то…Иезекиль, имечко как у того гребаного пророка, отец Джонни-Грустняка и "Вечернего Звона" был тухлый пьяный ублюдок, мучитель жены и детей. Прекрасный день. Джонни тащит за волосы этот кусок дерьма по центральной улице Бугезфорда — город вздыхает с облегчением. И от улыбок девичьих вся улица светла. Истинно так. Девочка Джиред Попец — мандюшка, изнасилованная Иезекилем когда ей было одиннадцать лет, хлопала в ладошки и кричала: «Круто-круто. Давно пора порвать эту вонючую задницу!» "Дави пидара-педофила!" — кричала какая-то мать-одиночка. Праздник был, одним словом. — Сынок, не надо, еб твою мать, — вяло протестовал папашка, и адские хрипы издавались сквозь кровь и дыры от выбитых гнилых зубьев, — я не обижал малышку, она все врет, она ебаная врушка, клянусь жизнью твоей мамы. И теми самыми словами старик подписал себе приговор. Джонни повесил папу прямо перед Бугезфордовским полицейским участком. Вздернул его на фонарном столбе, как большевик белогвардейца. Потом, согласно обычаю дикарей Африки и Амазонии, отрезал папе член хлебным ножиком. Кровь била фонтаном на почтенных граждан Бугезфорда, которые собрались посмотреть на происходящее. Это ж было супер-шоу! "Почему он отрезал ему хуй, мамочка?" — спросил один малыш свою охуевшую родительницу, получил звонкую затрещину и был удален из театра за употребление грубого слова. Джонни-Грустняк хотел запихнуть отрезанный
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (26) »