одного, раз мужики интересуются. Еще неизвестно, выживет твой Игорек или нет. И все время ей напоминали про лейтенанта Грохолина.
- Он женат, - сказала им мать. - И у него есть ребенок.
- Ну и что, подумаешь. Сейчас все так. Твой-то Андрей к тебе ли вернется, еще неизвестно. Да и в каком еще виде. Вот Аркадию в тылу ничего не сделается! Целым будет, с руками и ногами. Гляди, Лариса, сама. Мужиков все меньше, а уже разборчивы стали, прямо куда там...
- Боже, что делается... - покрутила головой Марина. - Выходит, пока дедушка воевал, она в тылу крутила любовь с офицером НКВД?
Он пожал плечами, глядя в темное окно за ее спиной, в котором смутно отражались ее стройная шея и прямые плечи, а также его отечное бледное лицо с темными кругами под глазами.
- Знаешь, мы с бабушкой были подружками, она всем со мной делилась, но как только я спрашивала о дедушке, она сразу замыкалась. Знаю, что он погиб в самом конце войны. Кстати, этот лейтенант из органов, он жив? Его можно найти?
- Я пытался. Безрезультатно.
- Извини, я перебила...
- Когда речь зашла о больнице, я потом сказал матери, мол, она специально отправляет меня туда, раз я мешаю ей родить от этого лейтенанта другого мальчика.
Она приоткрыла рот.
- Уж не хочешь ли сказать, что в том возрасте ты знал, откуда берутся дети?
- Представь себе, знал.
- Веселая у нас семейка... И что она ответила?
- Обняла и сказала, что никто ей кроме меня не нужен. Назавтра она отвела меня в больницу.
- Обрыдаешься... - Марина засмеялась, отвернулась, вытерла глаза и мельком посмотрела в зеркальце. - На Ларису Михайловну это похоже.
Он смутно помнил эту палату с низким сводчатым потолком (кажется, раньше здесь был монастырь), освещенную ночью лампами синего света.
Это были нескончаемые душные дни и ночи, заполненные плачем, хрипами и стонами. Два-три десятка мальчишек, сменяя и заражая друг друга, сгорали здесь от высокой температуры. Сон здесь путался с явью, превращаясь в бред.
Узбеки пришли к нему только однажды, в первую же ночь. Они присели на корточки в дальнем углу палаты, откуда смотрели с жалостью и сочувствием. Он не заметил, как они ушли. С тех пор больше уже не являлись. Даже когда он впадал в забытье.
Наверно, так лучше, если одну напасть сменяет другая, пусть более сильная, перебивая ее, чем когда существует одна и та же, постоянная и неотвязная, делающая жизнь невыносимой, - записал он через много лет.
- И долго ты там лежал? - тихо спросила Марина.
- Однажды меня разбудил ее спор с дежурным врачом. Они вместе разглядывали содержимое моего горшка. Врач уверял, будто я пошел на поправку, и моя моча теперь имеет цвет красного стрептоцида, а не крови. Она потребовала, чтобы перестали его назначать.
- Извини, а что хоть за страсть такая, красный стрептоцид? Я что-то слышала про красную ртуть. Или я что-то путаю?
- Настоящая отрава. Нас пичкали ею с утра до вечера, убивая нас вместе с микробами. Вопрос был в одном: кто загнется первым. Микробы, как правило, были живучее.
- Бедный... - она протянула руку и погладила отца по щеке. - А как же...
- Меня спасла американская сгущенка. Как-то бабушка принесла мне целую банку.
- А бабушка мне запретила ее есть, - вздохнула Марина. - Сказала, что от нее здорово толстеешь.
- Надо изо дня в день есть вареную брюкву, жмых или кашу на воде, чтобы испытать потрясение от обыкновенной сгущенки... Теперь я каждый день ждал и гадал, принесет или не принесет. И капризничал, если она приходила с пустыми руками.
- Зря ты мне раньше не рассказывал...
Он вспомнил, как дрожала рука матери, когда она в первый раз поднесла чайную ложечку к его рту. Позже она призналась, что старалась не замечать взгляды других мальчишек. Стоило угостить одного, потом пришлось бы угощать остальных. И никому бы не досталось. Она будила его поздно ночью, когда все засыпали, чтобы никто не видел. Вернее, чтобы не чувствовать их взгляды.
Однажды она не выдержала и покормила самого маленького мальчика, к которому никто не приходил. Кажется, у него была дифтерия. Он умер. Потом накормила еще одного... И вскоре ее прихода ожидала вся палата.
- ...И врач был прав, и бабушка права. Мне прекратили давать красный стрептоцид, и моя моча с каждым днем становилась все прозрачнее. Вскоре меня выписали.
- Кажется, я догадываюсь, где бабушка доставала сгущенку.
- Да. Ее доставал все тот же лейтенант Аркадий Грохолин, служивший в НКВД.
- Можешь дальше не объяснять, - Марина смотрела в упор округлившимися глазами. - Выходит, меня не было бы на свете, если бы моя бабушка не крутила амуры с энкавэдэшником?
- Он сопровождал военные эшелоны... - неохотно ответил он. - И был женат, если тебе это интересно.
- Ладно, сменим тему, а то далеко зайдем, - сказала Марина после паузы. Ты не хочешь узнать, что мне грозит, если я не верну долг?
- Вы так громко разговариваете, что меня разбудили... - Полина вошла на кухню сонная, в накинутом халате.
- Мамочка, извини, мы тут с папой кое-что выясняем.
- Я хочу наконец узнать, кому и сколько она должна, - сказал Игорь Андреевич.
- Объясняю. Вадим взял для меня на свое имя беспроцентный кредит в своем банке. Срок уже прошел. А я не хочу быть ему в чем-то обязанной. Теперь ясно?
- А Олег? - спросила Полина. - Он тебе не может помочь?
- Представь, в Тунисе пришлось платить за него в ресторане... - голос Марины был усталым. - Врал про свои большие доходы до последнего... Мы с Денисом летали на Камчатку кататься на горных лыжах. Там познакомились с Вадимом. В нашей группе был еще Олег. Он тоже подбивал ко мне клинья, но както робко...- она усмехнулась. - Вадим был у нас инструктором. Он учил меня кататься... Денис дико ревновал, устраивал сцены. Однажды Олег провалился под лед, мы его еле вытащили. До базы было далеко... Сауна как назло не работала. У него поднялась температура. Я гдето читала, как немцы во время войны спасали своих летчиков, попавших зимой в ледяное море. К ним под одеяло клали молодых девушек, и те их отогревали теплом своего тела. Я сказала народу об этом методе - никакой реакции. Наши девахи раньше строили Олегу глазки, а теперь скромно потупились. А мне, по семейной традиции, больше всех надо. При всех разделась и легла к нему под одеяло. Вот и вся лав стори...
- Какой ужас... - охнула Полина.
- Мама, иди лучше спать! Да, представь, твоя доченька пролежала с чужим мужиком в постели больше суток. Он был сначала совсем ледяной, потом стал отходить. Даже вспотел. Зато я от него застудилась. Пили с ним водку, горячий чай - и снова в постель. Денису это не очень нравилось. Стал выяснять отношения, а я его послала. Вадим спросил: если он провалится в полынью, буду ли я его так же отогревать? Я послала еще дальше. Денис потом просил прощения.