сказала она и, поздоровавшись с Кашириным и Никитиным, подошла к Лассарду. Маша спокойно, с холодным любопытством рассматривала его, как смотрят впервые на диковинного заморского зверя, заключенного в клетку зоопарка.
— Вы могли бы избавить меня от этой унизительной сцены! — заявил Лассард, принимая картинную позу.
Зубов не обратил внимания на эту реплику, а Машенька, искренне улыбнувшись, сказала:
— Да, да… Как это похоже…
— Похоже на что?! — резко спросил Лассард.
— Похоже на человеческое достоинство, — ответила Маша. — Как вся ваша поза похожа на образ честного и мужественного человека. Мне казалось, что вы неудачно выбрали профессию, вам надо было бы стать актером, потом я поняла — искусство не терпит лжи. Вы бы провалились на дебюте. Помните, однажды вы мне сказали: «Я джентльмен в лучшем смысле этого слова!» Для вас лицо джентльмена — маска, за которой скрывается ваш подлинный, звериный облик. Вы не имеете никакого права на жизнь! Я хотела увидеть вас, чтобы сказать вам это в лицо!
Еще было темно, но по ясным и чистым далям на востоке можно было угадать наступление солнечного, морозного дня. Накануне гуляла метель, пассажирского сообщения не было. Сегодня с ночи грейдера, деловито урча, сгребали со взлетной дорожки снег. Сновали бензозаправщики. Грузили пассажирский багаж. Начиналась обычная беспокойная жизнь большого авиапорта, средоточия многих воздушных дорог мира. Сегодня Уильям Эдмонсон покидал нашу страну. Несмотря на ранний час, журналиста пришли проводить советские люди; они принесли Эдмонсону живые цветы — дар своего уважения и дружбы. Но не это было главным, русские люди дали Уильяму Эдмонсону творческое вдохновение, веру в человечество и в лучшие дни мира. Серебристая птица легко и плавно оторвалась от земли, развернулась над аэродромом и, прощально покачав крыльями, скрылась в той стороне неба, где еще стояла серая, предутренняя мгла.
Москва, 1954–1955 гг.
* * *
Еще было темно, но по ясным и чистым далям на востоке можно было угадать наступление солнечного, морозного дня. Накануне гуляла метель, пассажирского сообщения не было. Сегодня с ночи грейдера, деловито урча, сгребали со взлетной дорожки снег. Сновали бензозаправщики. Грузили пассажирский багаж. Начиналась обычная беспокойная жизнь большого авиапорта, средоточия многих воздушных дорог мира. Сегодня Уильям Эдмонсон покидал нашу страну. Несмотря на ранний час, журналиста пришли проводить советские люди; они принесли Эдмонсону живые цветы — дар своего уважения и дружбы. Но не это было главным, русские люди дали Уильяму Эдмонсону творческое вдохновение, веру в человечество и в лучшие дни мира. Серебристая птица легко и плавно оторвалась от земли, развернулась над аэродромом и, прощально покачав крыльями, скрылась в той стороне неба, где еще стояла серая, предутренняя мгла.
Москва, 1954–1955 гг.
