- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (16) »
прибавить…
— Действительно… — на пределе слышимости такой саднящий не то хрип, не то посвист, словно одышка астматика. Ну и слух у мальчика.
— Я займусь, если позволите.
Камила украдкой передергивается. Двигатель он отладит, а дальше что? Переложит черепицу на крыше? Починит забор? Вобьет все гвозди и вскопает огород? Вот спасибо… ремонтный комбайн мы не вызывали, кажется. Что за бестактность? Распоряжаться чужими вещами, еще не успев даже оказаться в доме…
— Понимаете, у меня сервис по гарантии. Я с ними свяжусь, спасибо, что подсказали.
Кивает. Кажется, понял не только ответ, но и намек. Хорошо, если так. Вполне достаточно того, что выкинул из-за руля и потом нахамил. Трех раз хватит. Слишком крупный во всех отношениях молодой человек. Пусть себе ведет машину, благо, дорога тут такая, что только успевай лавировать между коровой и канавой, между лужей и стаей гусей. Требует предельного сосредоточения. Вот и пожалуйста.
И совершенно же забыла про работу, про безобразный образец, с которым нужно сегодня закончить!.. Запах померк, поблек, стушевался — остался злополучный флердоранж и ничего больше, очень слабо, на грани восприятия, и, кажется, больше в памяти, на краю слуха, на пределе ощущения, какими-то фантомами молекул, призраками и тенями. Ах, мы еще и нестойкие — три часа, и прощай? С одной стороны — это большое достоинство. Вернуться домой, вымыть руки, сунуть нос в банку с кофейными зернами, и прощай, едва ли встретимся, торговка с кошками, скандал на пляже… а с другой — ведь не проследила же все этапы и нюансы дезертирства, в памяти их нет, не узнаны и не сосчитаны. Значит — все сначала, с первой капли. Какой воодушевляющий день — и что-то подсказывает, что таких впереди еще семь.
Добротный забор — кирпичное основание, чугунная решетка, — обвивают дикий виноград с мелкими даже на вид кислыми ягодами, вьюнки, развесистые хвосты не то дыни, не то семенного огурца. Автоматические гаражные ворота не работают, точнее, работают при помощи мышечной силы человека: Камила выходит, производит некую манипуляцию с приподниманием ручки вверх, давит плечом на створку, после чего механизм соизволяет поднять дверь. Дом — два этажа плюс мансарда, первый этаж — тот же красный кирпич, второй — крашеное дерево. Большой, широкий, похожий на старого краба с толстыми клешнями веранд, с широким крыльцом. На крыльце — все семейство. — Здравствуйте, — медленно и слегка нараспев говорит высокая статная дама, на вид не старше сорока. — Очень рады, наконец-то можем вас увидеть. Радости не чувствуется, только сухая чопорная вежливость. Элегантная леди преклонных лет в кресле-каталке улыбается несколько приветливее. Волосы безупречно выкрашены в цвет воронова крыла, и очень хорошо видно, от кого у Кейс такие кудри. А вот сложение — от отца, вот от этой индифферентной ко всему крайне изящной тени, которая молча протягивает прохладную сухую ладонь; но пальцы — очень крепкие, причем бездумно, а не ради впечатления. Музыкант? Хирург? Надо было поинтересоваться раньше. — Проходите, — показывает на дверь пани Ванда. — Камила, проводи, пожалуйста. Отдохните, через час будет обед. — Чем-нибудь помочь? Дама медленно приподнимает брови. Изгибы век, бровей, губ словно вычерчены циркулем. Идеальные дуги. Кажется, она услышала самое непристойное предложение в своей жизни. Бабушка в своем кресле оживляется и явственно наслаждается сценой. Призрачный тесть уже испарился — высочайшая квалификация, может быть, он секретный агент? — Нет, спасибо большое, но у нас очень тесная кухня. Мы с Камилой справимся. Очень хочется сказать «Извините, я нечаянно». И вести, как на грех, нечего, не считая чемодана на колесах. Какие восхитительно независимые, воспринимающие решительно все в штыки люди. Хорошо-хорошо, больше ни слова, даже при пожаре, потопе и прочих форс-мажорных обстоятельствах. Крутая лесенка на второй этаж — а дальше целое крыло дома. Приставная лестница ведет в мансарду, две двери встык — в комнаты. Камила молча распахивает обе. Спальня, гостиная. Из комнат пахнет ромашкой, лавандой, нагретой доской, мастикой. Запахи, заставляющие вспомнить детство — но не дом, а гостевание у кого-то из дальних родственников здесь же, на Балтике. — Все это в вашем распоряжении. У нас немного тесновато, извините. Будете подниматься наверх — берегитесь косяка. Отдыхайте, я вас позову. Супруга ныряет в спальню, садится на край кровати, без слов интересуется впечатлениями. На лице ехидное сочувствие. Остается только усмехнуться, пожать плечами, скинуть на спинку подозрительно хрупкого стула пиджак и сесть рядом, осмотреться. Дом построен лет пятнадцать-двадцать назад и тогда же обставлен — полностью, в едином стиле. Почти вся мебель с тех пор не сдвигалась с мест и не менялась, хотя тумбочка и стул явно перекочевали откуда-то из других комнат. Все немного выцвело, усохло, уселось — но только слегка, чуть, ровно до той степени, что отличает дом, даже если в комнатах не живут постоянно, от гостиничного номера. Цвета — небесно-голубой, янтарный, темно-коричневый. Плотные занавеси, легкий тюль. Большое зеркало в тонкой деревянной раме. Открытки, гобелены, вышивки в широких кремовых паспарту. У обстановки есть свой язык, голос и характер; с ней спорить так же неудобно, как и с семейством Кейс. — Твои апартаменты? — Нет. Я здесь не жила. Тут был такой… — зевок, — хутор. Они сюда окончательно перебрались после того как дедушка умер. — Кейс в очередной раз зевает и бездумно трет глаза, и без того уже красные. — Спать, — командует Максим. — А умыться?.. — Перед обедом. Драгоценная супруга, неведомым чудом онемевшая еще в аэропорту, и там же, должно быть, в камере хранения оставившая всю фирменную вредность, покорно кивает, сбрасывает туфли и переползает к стенке. Здесь никого не нужно пугать, строить по ниточке и превентивно кусать, чтобы боялись тявкнуть. Здесь даже на всю округу, наверное, ни одного завалящего серийного убийцы не найдется. Замечательное место, просто замечательное. Для недельного отдыха в самый раз.
— Какой оригинал этот молодой человек, — говорит мама, шинкуя лук-порей для супа. — Может быть, ему было бы приятнее почистить картошку? — Не сомневаюсь, — кивает Камила. — Он меня из-за руля выпихнул и предложил покопаться в моторе. Нам ничего в огороде прополоть не надо? А то он сам найдет что-нибудь. — Когда мы были студентами, — мечтательно говорит мама, — наши мальчики тоже всегда были готовы помочь. Это считалось неплохим способом ухаживания. Ничто так не сближает, как порезанные пальцы и
Добротный забор — кирпичное основание, чугунная решетка, — обвивают дикий виноград с мелкими даже на вид кислыми ягодами, вьюнки, развесистые хвосты не то дыни, не то семенного огурца. Автоматические гаражные ворота не работают, точнее, работают при помощи мышечной силы человека: Камила выходит, производит некую манипуляцию с приподниманием ручки вверх, давит плечом на створку, после чего механизм соизволяет поднять дверь. Дом — два этажа плюс мансарда, первый этаж — тот же красный кирпич, второй — крашеное дерево. Большой, широкий, похожий на старого краба с толстыми клешнями веранд, с широким крыльцом. На крыльце — все семейство. — Здравствуйте, — медленно и слегка нараспев говорит высокая статная дама, на вид не старше сорока. — Очень рады, наконец-то можем вас увидеть. Радости не чувствуется, только сухая чопорная вежливость. Элегантная леди преклонных лет в кресле-каталке улыбается несколько приветливее. Волосы безупречно выкрашены в цвет воронова крыла, и очень хорошо видно, от кого у Кейс такие кудри. А вот сложение — от отца, вот от этой индифферентной ко всему крайне изящной тени, которая молча протягивает прохладную сухую ладонь; но пальцы — очень крепкие, причем бездумно, а не ради впечатления. Музыкант? Хирург? Надо было поинтересоваться раньше. — Проходите, — показывает на дверь пани Ванда. — Камила, проводи, пожалуйста. Отдохните, через час будет обед. — Чем-нибудь помочь? Дама медленно приподнимает брови. Изгибы век, бровей, губ словно вычерчены циркулем. Идеальные дуги. Кажется, она услышала самое непристойное предложение в своей жизни. Бабушка в своем кресле оживляется и явственно наслаждается сценой. Призрачный тесть уже испарился — высочайшая квалификация, может быть, он секретный агент? — Нет, спасибо большое, но у нас очень тесная кухня. Мы с Камилой справимся. Очень хочется сказать «Извините, я нечаянно». И вести, как на грех, нечего, не считая чемодана на колесах. Какие восхитительно независимые, воспринимающие решительно все в штыки люди. Хорошо-хорошо, больше ни слова, даже при пожаре, потопе и прочих форс-мажорных обстоятельствах. Крутая лесенка на второй этаж — а дальше целое крыло дома. Приставная лестница ведет в мансарду, две двери встык — в комнаты. Камила молча распахивает обе. Спальня, гостиная. Из комнат пахнет ромашкой, лавандой, нагретой доской, мастикой. Запахи, заставляющие вспомнить детство — но не дом, а гостевание у кого-то из дальних родственников здесь же, на Балтике. — Все это в вашем распоряжении. У нас немного тесновато, извините. Будете подниматься наверх — берегитесь косяка. Отдыхайте, я вас позову. Супруга ныряет в спальню, садится на край кровати, без слов интересуется впечатлениями. На лице ехидное сочувствие. Остается только усмехнуться, пожать плечами, скинуть на спинку подозрительно хрупкого стула пиджак и сесть рядом, осмотреться. Дом построен лет пятнадцать-двадцать назад и тогда же обставлен — полностью, в едином стиле. Почти вся мебель с тех пор не сдвигалась с мест и не менялась, хотя тумбочка и стул явно перекочевали откуда-то из других комнат. Все немного выцвело, усохло, уселось — но только слегка, чуть, ровно до той степени, что отличает дом, даже если в комнатах не живут постоянно, от гостиничного номера. Цвета — небесно-голубой, янтарный, темно-коричневый. Плотные занавеси, легкий тюль. Большое зеркало в тонкой деревянной раме. Открытки, гобелены, вышивки в широких кремовых паспарту. У обстановки есть свой язык, голос и характер; с ней спорить так же неудобно, как и с семейством Кейс. — Твои апартаменты? — Нет. Я здесь не жила. Тут был такой… — зевок, — хутор. Они сюда окончательно перебрались после того как дедушка умер. — Кейс в очередной раз зевает и бездумно трет глаза, и без того уже красные. — Спать, — командует Максим. — А умыться?.. — Перед обедом. Драгоценная супруга, неведомым чудом онемевшая еще в аэропорту, и там же, должно быть, в камере хранения оставившая всю фирменную вредность, покорно кивает, сбрасывает туфли и переползает к стенке. Здесь никого не нужно пугать, строить по ниточке и превентивно кусать, чтобы боялись тявкнуть. Здесь даже на всю округу, наверное, ни одного завалящего серийного убийцы не найдется. Замечательное место, просто замечательное. Для недельного отдыха в самый раз.
— Какой оригинал этот молодой человек, — говорит мама, шинкуя лук-порей для супа. — Может быть, ему было бы приятнее почистить картошку? — Не сомневаюсь, — кивает Камила. — Он меня из-за руля выпихнул и предложил покопаться в моторе. Нам ничего в огороде прополоть не надо? А то он сам найдет что-нибудь. — Когда мы были студентами, — мечтательно говорит мама, — наши мальчики тоже всегда были готовы помочь. Это считалось неплохим способом ухаживания. Ничто так не сближает, как порезанные пальцы и
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (16) »