Нам-то какая от этого выгода?

— О! Но, воплощая это вполне богоугодное указание в жизнь, они ещё сильнее надавят на схизматиков, без того крайне недовольных попытками их приобщения к истинной вере. Учитывая, что своих войск у иезуитов нет, они привлекут для репрессий против непокорных отряды магнатов. Которые сейчас собираются воевать со шведами, подстрекаемые теми же иезуитами.

— Много ли надо войск для наказания крестьянского быдла?

— Если у крестьян есть оружие и они умеют им пользоваться, а на Украине это не редкость, то немало. Впрочем, главным противником наших крестоносцев будут не крестьяне, а казаки. Вот против них войск понадобится действительно много. Больше, чем у поляков есть сейчас.

— Ты уверен? Пусть воинственные, но дикие казаки против блестящего рыцарского войска? Тебе не кажется, что надолго дикарей не хватит?

— Простите, монсеньор, я уверен, что воинственные магнаты надолго застрянут в скифских степях. Своими ненасытностью и гордыней они настроили против себя всё население восточных областей Речи Посполитой, в ближайшее время там обязательно полыхнёт война. А казаки, хоть и дикие, не осенённые светом истинной веры — прекрасные воины. Вот и пускай немедленно магнаты начинают вести заблудшие души в истинное стадо Христово, под руку единственного настоящего пастыря господнего. В своих подлинных интересах и… в соответствии с пожеланиями его святейшества об их неучастии в военных действиях в Европе.

В беседе возникла короткая пауза. Кардинал обдумывал предложение, его собеседник подчёркнуто почтительно ждал вердикта.

— Ну… что ж, я нахожу твоё предложение достаточным и разумным. И знаю, как подстегнуть братьев из Ордена Иисуса Сладчайшего к поступкам, ведущим к нашей цели. Будем надеяться, что ты не ошибся в воинских достоинствах этих еретиков. Во имя Господа нашего, да будет так!

— Аминь!

* — империя — Священная Римская империя германской нации, других в то время ещё не было. Очень странное образование, где императоров выбирали, правда, вот уже сотни лет "выбор" падал на Габсбургов. Столица — Вена.

** — Вам не померещилось, и я не сошёл с ума. Римский папа тех лет, Урбан VIII, действительно не скрывал своих симпатий к яростному гонителю католиков Густаву-Адольфу, что не помешало ему шведа предать. Уж очень опасался понтифик дальнейшего усиления Габсбургов.

*** — Сикст V имел неосторожность угрожать иезуитам, после чего вдруг, скоропостижно умер. Хотя никаких жалоб на здоровье до этого не выказывал. Умному достаточно.

Москва, Кремль, царский дворец, лето 7146 от с. м. (1637 год от Р. Х.)

Если кто вообразил нечто вроде Грановитой палаты, то вынужден его (её) разочаровать. Светёлка в деревянном здании смотрелась просторной разве что в сравнении с хрущобными помещениями. И украшена была, по меркам "новых русских", скудно до безобразия. Если, конечно, исключить многочисленные иконы в дорогих окладах. Не поражал в этот вечер государь Михаил Фёдорович и роскошью одежды. Выглядел очень скромно, неброско. Впрочем, многие, даже из тех, кто имел доступ на торжественные приёмы царя, очень дорого дали бы, что бы попасть на место царского гостя, князя Черкасского.

— Слыхал я мнение боярина Шереметева. Очень он умён и осторожен. Только в этом случае я с ним не согласен. Нельзя нам, Великому государству, Третьему Риму, опоре православной веры в мире, уподобляться пуганой вороне, которая, как известно, куста боится. Все знают, что донские казаки, или там, запорожские черкасы, живут сами по себе, никого не слушают и власти Вашей, государь, над их землями нет. Чего нам бояться, если они на кого-то нападут, кого-то пограбят?

— Так султан же нам же и цидулу пришлёт, с жалобами и угрозами. А вдруг и вслед за тем войной пойдёт?

Князь, сидевший на краешке лавки, встал и поклонился государю поясным поклоном.

— Воля твоя, государь, да только как же он на нас пойти войной сможет, если в Персии завяз, с их шахом воюючи? Нет, Михаил Фёдорович, светлый государь, не пойдёт он нас войной. Вон, недавно, казаки с черкасами многие его города пожгли-пограбили, уж как он злобился, а на нас войной не пошёл. И сейчас не пойдёт. Наших-то стрельцов и детей боярских под этим городком, Азовом-то, не будет. За что на нас войной идти? Про разбойную суть казаков и черкас кто только не знает? Они и нашим землям немалый урон приносили.

— Так порох, еду, снаряжение всякое мы казакам посылаем. Вот и скажет султан, что это по нашему указу казаки Азов, его городишко, захватили. И пойдёт войной. А нам сейчас воевать — нож острый. Сам знаешь.

— Ох, знаю, великий государь! — князь, было присевший на краешек скамьи, опять встал и поклонился собеседнику. Тот махнул рукой, призывая родственника, можно сказать, друга, сесть, что князь и сделал.

— Ведаю, великий государь, что никак мы после несчастной последней войны не оправимся, убытки не возместим. И про волнения среди москвичей хорошо наслышан. Так и не будем мы воевать. Биться с турками и татарами, нехристями погаными, казаки будут. С них и спрос. Осерчает султан, на них войной пойдёт. Нам-то какая беда, если он в степях пустых брань начнёт, с разбойниками и ослушниками? Мы за их разбои ответа не несём. А если что и посылали им, так мы и татарам проклятым посылаем откуп. Чтоб свои земли и людишек от набегов предохранить.

— Так султан же нам писать будет! Нас обвинять!

— Ну и пускай бумагу пачкает. Бумага всё стерпит. А замахиваться на наше государство, да во время тяжкой рати с Персией, он не посмеет. Хоть и нехристь, да не дурак. Поостережётся. Сцепится с казаками? Так нам до разбойников какое дело? Если и сгонит их с городка, нам убыток невелик, а прорух чести так совсем нет. А пока с татарами тот городишко осаждать будет, на наши окраины набегов меньше татарва проклятая совершит.

— Эээ… в твоём толковании всё глядится как-то иначе, чем у Шереметева. Вроде бы и действительно, убытков больших нам не предвидится, а польза может выйти немалая.

Князь снова встал, не вскочил, а именно степенно не спеша встал, и поклонился в пояс царю.

— Так разрешаешь ли, великий государь, отправку пороху и прочего снаряжения на Дон?

— Разрешаю! — махнул рукой Михаил. — Убедил. Но и с тебя, если что, спрос будет.

— Ради отчизны и богом данного помазанника божия завсегда умереть готов! — по воински гаркнул Черкасский и поклонился государю до земли.

— Не надо