как неправильное согласование: "Я тебя любишь"... Но! Ведь воздуха еще больше стало, значит, не шутка?

Как быстро потом все для всех раскрылось. Сначала с нею строго поговорил отец:

- Представь: у тебя будет фамилия - Дыкина!

- При чем тут фамилия-то?

- Ну, Варя, тебе ведь учиться надо, ты же хотела в педагогический... и как ты в 16 лет будешь растить двух детей-то!

- Ах-ах, ужасы царизма, - так шутить Варя научилась у Мариэтки.

И тогда отец пообещал купить... золотые сережки, если Варя одумается. Это обещание много сказало ей, ведь мама была на инвалидности, из-за этого и перебрались в Пермь из деревни, чтоб чаще она могла обследоваться... Бабушка с трудом привыкала к городу, каждый день спрашивала: "А помните: наши поросята ходили в стаде с коровами? Ничьи не ходили, а наши ходили!". Бабушка недавно умерла, перед смертью (ей было за семьдесят) в ночнушке пошла на мороз: корову доить. С трудом уговорили вернуться. "Корова не доена!" - "Корову продали, мы в Перми!" - "Зачем продали?!"

И вдруг - золотые сережки! Но Сережа дороже всех сережек на свете.

- Что с тобой? - спрашивала в третий раз Надежда Ивановна. - Бедой надо делиться, таким образом изживать ее. У вас что: уже были отношения особенно в некоторых моментах?

- Лишь в некоторых...

За обедом пожилой сосед-татарин к слову рассказал историю о том, как однажды он тонул и взмолился: "Русский Бог Колька, помоги!". И Николай Угодник помог: сразу силы появились, выплыл.

Варя мысленно тотчас взмолилась: Николай Угодник, помоги мне выплыть... нам!

А все стекалось в одни уши - Надеждины. Она, оказывается, слышала, как мать говорила Дыкину: "Зачем тебе эта больная, сердечница! В холодную погоду как синявка будет! Страшно посмотреть". И голос у матери шел, как из проржавевшей трубы, добавила Надежда.

И воздух синь, как узелок в руке... Воздуху хорошо, про него не скажут: как синявка. И с тех пор Варя всегда приглядывалась к цвету своей кожи в зеркале, особенно отвергая красное (в красном я зеленая, говорила в магазине, выбирая одежду).

В тот же день Дыкин сказал, что его сегодня переводят в другую больницу.

- Что ты молчишь, Варя? Пятнадцать минут молчишь!

- Прошло 15 минут? А там у меня прошла целая вечность.

- Где ТАМ?

- Не знаю. Там...

Он стал похож на печального филина, сунул ей бумажку с номером своего телефона. Что у нее нет телефона, Сережа знал. Дать адрес Варя не могла не смела ослушаться, отца она боялась. Когда за Сережей приехали, пожилая нянечка ему пожелала:

- Здоровья кулек вам!

Он улыбнулся, не разжимая губ.

А потом Варя в окно смотрела на машину, которая увозит воздух...

Когда ее выписали, Варя на улице снимала очки, чтоб нечаянно его не увидеть. Ходила и смотрела на расплывчатый мир. "Если б ему икалось, когда я о нем думаю, он бы давно умер от икоты".

...однажды она мылась в ванне, и одну золотую сережку унесло струей воды. Варя испугалась: ой, попадет от отца. Мариэтка в день стипендии повела ее в ломбард: купить похожие. Выбирали, Варя надевала, примеряла... нет, не то, нет. Она стояла перед зеркалом и по диагонали скользила глазами вверх: да, она - вечный гадкий утенок! Расцветала на время в больнице, а как Сережу отобрали, снова завяла. Вот! Одни сережки похожи, но стоят так дорого, нет-нет, не надо. Отправились в ювелирный и там...

...были схвачены милиционерами. Оказывается, их уже ждали: Варя не заметила под волосами одну сережку - ушла из ломбарда с нею. Как-то они страшно кричали, милиционеры: "Держите воровку!".

- Ну, подумаешь, ужасы царизма, - успокаивала ее потом Мариэтка.

Однако Варя именно в этот вечер не выдержала - подошла к его, Дыкина, дому, вычислила балкон: шкура медведя проветривается. Значит, жизнь продолжается... Не умер, даже шкуру проветривает.

Так, тут пора сказать о Рыхлове, неудавшемся японисте. Он учился в Москве, что-то не пошло, перевелся в Пермский пединститут на русское отделение. Но главное: похож на Дыкина! В группе он произвел такой переворот, что стали говорить: это было до Рыхлова, а это было после приезда Рыхлова! В компании Рыхлова одним из развлечений было - любование струей воды, бегущей из крана (то ли подражание японцам, часами любующимся горой Фудзи, то ли прикол, не понять). Мариэтка говорила:

- Он всем в морду сует свою тонкость и хочет унизить за то, что все не такие тонкие, как он. И этим он отменяет свою тонкость! А однажды я зашла случайно на кухню Рыхловых, где курила чисто мужская компания, и услышала кусок разговора о поллюциях: кто-то такой сон видел, что сперма до потолка летела, мол...

Но что делать, если Варя расцветает, слушая перлы из коллекции Рыхлова. Он собирал графоманские строки про лошадей. "И хотя у князя тело и стонало и болело, но вскочило на коня". Или: "Конь как другой" (тема для курсовой). Наконец самое последнее приобретение: "Третьим в конной скульптуре была лошадь" (это Варина уже находка - из газет). Она продолжала думать о Дыкине, но одно уже не мешало любить Колю Рыхлова: это просто было как бы на разных полочках.

Самое большое удовольствие для Рыхлова: играть в дегустаторов. Брали обыкновенный портвейн и тщательно исследовали: "Цитрусовая компонента, кажется" - "Извините, я сегодня не в носе, коллега" - "Нет, мне показалось, что цитрусовая, на самом деле эта горьковатость - можжевеловая сущность..." И: "Жалею, что у меня нет полуметрового горла со вкусовыми сосочками".

В свадебное путешествие Рыхлов и Варя отправились в Москву. И муж там так напился, что пришлось откачивать. Еще разбил банку со сливовым компотом на эскалаторе, всех забрызгал, оштрафовали... Почему была с ними эта банка, уже не хотелось вспоминать, напрягаться. Вскоре на рыбалке он бросал в реку прикорм и так сильно взмахнул рукой, что слетело обручальное кольцо нырял, но не нашел.

Рыхлов уже скоро мог подбросить себя под дверь их квартиры, когда напьется. Открываешь дверь, а с той стороны что-то мешает. Это "что-то" муж. Но похож на Дыкина, и Варя терпела, тем более что была беременна. Хотелось, чтоб родился сын, похожий на Сережу. Но родилась дочь. Назвали: Маша.

- Коля, ты бы убавил - печень испортишь...

- Какая печень! У меня никаких снов с фекалиями.

- Да-да, твоя печень - лебединый стан!

На работе он держался, умел льстить под видом критики: "Какой у нас шеф - никуда не годный - того и гляди: залетит в какую-нибудь историю, для него и для нас опасную! Решил издавать хрестоматию по Серебряному веку! Мечта, но... как бы за такую смелость он не пострадал". Слушая мужа, думала: "Медаль бы Хлестакова выпустить и вручать таким... с другой стороны - Чичиков". Каждую копейку прятал себе на выпивку. Дома он ничего не мог сделать, про таких Надежда говорила когда-то: "Обе руки левые". Часто Варя вспоминала свою соседку