Алексей ИвановичТРАВИН Тигровая балка (повесть)

«Пушинку», рекордистку молочной фермы, нашли в тугаях. Корову задрал крупный зверь: перехватил горло, разорвал в нескольких местах бока. Сбежались доярки, чабаны.

Ахали, причитали; высказывали догадки:

— Волкам с «Пушинкой» не справиться. Медведей здесь нет. Неужели тигр?

— Не может быть,— возражали другие.— Тигры из наших мест давно ушли.

Позвали старого охотника и рыбака, бригадира нутриеводческой бригады Костю Хромого. Старик приковылял на своих костылях, внимательно осмотрел следы вокруг коровьей туши и изрек:

— Тигр!

И сразу все притихли. Заговорили вполголоса, стали расходиться. Давно не появлялся здесь полосатый разбойник...

Шофер фермы Урак подъехал на грузовике к туше, зацепил ее стальным крюком и, сопровождаемый вздохами доярок, оттащил «Пушинку» на кладбище скота.

Костя Хромой, с достоинством выполнив долг эксперта, сел на рослого ишака и отправился к себе на озера. Охотник твердо решил выследить тигра.

Ранним утром, вспугивая сонных фазанов, охотник пробирался среди камышей по известным одному ему тропам. Шел медленно, часто останавливаясь, подолгу прислушиваясь, всматривался в густые заросли. Но двенадцатикалиберный «Зауэр», заряженный жаканами, ему так и не пригодился. Следов хозяина тугаев охотник не нашел.

Солнце поднялось уже высоко, когда старик подошел к пастбищам колхоза «Рассвет». Место было пустынное.

Внезапно Константин Иванович услышал приглушенные голоса. Остановился и стал прислушиваться. Осторожно раздвинув камыши, он увидел грузовую машину. Двое мужчин, поторапливая друг друга, бросали в кузов тяжелые мешки.

Старик сделал еще несколько шагов, желая поближе рассмотреть мужчин, но машина, подняв облако пыли, скрылась за кустами джиды. Однако Константин Иванович успел увидеть номер. Это был колхозный грузовик, на котором работал Урак.

Опытный глаз охотника отыскал в густых камышах примятое мешками место. На одном из стеблей висел переливающийся на солнце пухлый кокон шелка-сырца. Как он попал сюда? Кто эти люди?

Отдохнув и выкурив папиросу, охотник снова углубился в тугаи.

Мутный Вахш в этих местах на десятки километров залил долину. Размокли, заболотились солончаки. Под жарким солнцем проросли гигантские камыши. Берега многочисленных островков покрыли заросли негнущегося гребенчука, а в глубине поднялись кусты саксаула и джиды.

Свирепые секачи проводили по топям полчища диких свиней. На островах паслись стада благородных бухарских оленей. В воздух то и дело поднимались радужные фазаны. Тучи уток и гусей перелетали с одного озера на другое.

Вольготно жилось здесь и хищникам. Волки, гиены, шакалы, камышовые коты жирели на обильной пище. А над всеми зверями господствовали полосатые разбойники — тигры. Много водилось их здесь раньше. Поэтому и звалось это место Тигровой балкой.

Но пришло время, загрохотали на окраинах балки тракторы, бульдозеры. Заскрежетали стальные зубья экскаваторов.

Отступили в глубь тугаев кабаны. Почти полностью исчезли тигры — ушли в тихие заросли Афганистана. Тигровая балка стала заповедником. На богатых кормами озерах люди начали разводить драгоценных пушных зверей — нутрий.

По восточным берегам балки раскинулись обширные травяные поляны. Когда-то через эти места проходил караванный путь из Бухары в Куляб. Привлеченные изумрудной зеленью, обилием воды и дров, останавливались караваны на отдых.

Усталые верблюды, гремя колокольцами, жадно ели сочную траву. Караванщики разводили костры, варили янтарный ароматный плов, купались в озерах — смывали едкую пыль пустыни, нежились в тени громадных тутовых деревьев.

Теперь здесь находилась ферма крупного рогатого скота и шелководческая бригада колхоза «Рассвет».

Ферма жила тихо. Шофер Урак ежедневно отвозил в райцентр молоко. Весной отправляли на приемный пункт коконы, из райцентра привозили муку, чай.

Только появление тигра нарушило спокойную жизнь колхозников и то не надолго. Вскоре о нем забыли. Хозяин тугаев больше не давал о себе знать.

* * *

На пыльной окраине древнего Маргелана, среди серых кибиток с плоскими крышами, притулился маленький неопрятный домишко. Он ничем не отличался от соседних строений: высокий дувал, окна, выходящие в сад. Дом этот был куплен лет пять назад тихим старичком — Яковом Степановичем Яроцким.

Работал Яроцкий диспетчером на шелкокомбинате. Жил скромно, незаметно. С соседями встречался редко. Что происходило за высоким дувалом, никто не знал, да и кого могло заинтересовать, как коротает дни старик, не желающий почему-то уходить на пенсию.

Случалось, к особняку подъезжали машины, но это бывало редко.

Сегодня у калитки оказался молодой красивый узбек. Он поставил на землю яркий оранжевый чемодан и позвонил. Хозяин не заставил долго ждать: отворил дверь, радушно поздоровался и, взяв гостя под руку, повел в комнату.

Комната, куда они зашли, была обставлена по-восточному. На полу большой ковер, в нишах — одеяла, а на полках — чайная посуда. Около занавешенного тюлем окна расстелен дастархан, на нем лепешки, фрукты. Гостя, как видно, ждали.

Яроцкий сел на ковер. Из окна на него падал мягкий, рассеянный свет. В глубоких морщинах старика залегли тени, отчего хозяин выглядел нездоровым. Выцветшие глаза смотрели холодно, испытующе.

— Ну, Усман, рассказывай, как живешь, как семья, как отец с матерью? — спросил он вкрадчиво, поглядывая на оранжевый чемодан.

— Спасибо, ака,— ответил гость невесело.— Из дома приходится часто уезжать. Жена сердится. Отец допытывается, где бываю. Беспокоятся обо мне родные. Да и самому надоело.

Яроцкий снова посмотрел на чемодан и, не отводя от него взгляда, произнес:

— Ничего, Усман, ты просто устал...— Потом изучающе взглянул на гостя. В глазах мелькнул недобрый огонек. Частенько что-то Усман стал говорить о трудностях. До сих пор Яроцкий считал: это для того, чтобы выклянчить побольше денег,— и старик не скупился. Но сегодня Яроцкий понял: дело не в деньгах. Усман, как компаньон — человек конченый.

Хозяин любезно, поддерживая правую руку левой, налил в пиалы густой кок-чай. Пили молча, сосредоточенно. Потом старик сказал:

— Ну, показывай, что привез.

Усман достал из чемодана тяжелый сверток, развернул и высыпал его содержимое на ковер. С чистым звоном рассыпались золотые монеты, брошки, статуэтки, слитки. Яроцкий быстрым движением пододвинул к себе откатившиеся от общей кучи монеты, наклонился над сверкающей грудой. Глаза старика ожили, заблестели. Губы и щеки покраснели, морщины расправились.