Литвек - электронная библиотека >> Сергей Григорьевич Боровиков и др. >> Современная проза и др. >> Новый мир, 2011 № 03

Другой дороги нет

Новый мир, 2011 № 03. Иллюстрация № 1

александр кушнер

*

ДРУГОЙ ДОРОГИ НЕТ

 

 

Кушнер Александр Семенович родился в 1936 году. Поэт, эссеист, лауреат отечественных и зарубежных литературных премий. Постоянный автор “Нового мира”. Живет в Санкт-Петербурге.

 

*     *

 *

Вспоминай, в каком — в четвёртом классе

Или в пятом, может быть, в шестом

Ты писал диктант, на каждой фразе

Обмирая в сумраке степном?

На кибитке спущена циновка,

Сбоку на бок, словно по волнам,

По снегам ползла она неловко,

Как корабль. И впрямь: что делать нам?

Что за мгла! Одиннадцатилетний,

В этой взрослой жизни, как в степи,

Ты не знаешь, есть ли выход, нет ли?

Как писать “циновка”, через “и”?

Хорошо, что встретился прохожий.

Без тулупа, в драном армяке,

Он повел коней по бездорожью

На дымок, сквозивший вдалеке.

Так о чем скрипят в снегу полозья?

Что сказал, исчезнув, санный след?

Что спасенье только в русской прозе

И стихах, другой дороги нет!

Долго, мореплаванию впору,

По сугробам двигались, пока

Не прибило путников к забору.

А могли пропасть наверняка.

 

*     *

 *

И ещё один день проживи

От восхода его до заката

И листочек ольховый сорви,

Хоть и выглядит он плоховато.

И покуда он вышел не весь,

Этот день, поверни её к свету,

Эту жизнь, ударение здесь

Лучше ставить на “жизнь”, чем на “эту”.

Ещё раз посмотри на цветы,

Оглянись, приближаясь к Голгофе,

И на фоне грядущей беды

Ещё раз выпей чашечку кофе.

А зачем же иначе лучи

Так пылали б на влажных ресницах?

А за что же иначе врачи

Так сражались бы в местных больницах?

И ещё раз прочти что-нибудь

Не из Анненского, так из Блока.

Еще раз припади к ней на грудь.

Похоронят — зароют глубоко…

 

*     *

 *

Фредерик, вы должны обессмертить себя,

Фортепьяно для этого мало,

И, любя вашу музыку, страстно любя,

Я хотел бы ещё и вокала

И симфонии, оперы вам пожелать,

Без сюжета нельзя и героя!

Надо Моцарту быть и Россини под стать,

Барабана прошу и гобоя.

Фредерик, полюбите фагот и трубу,

Вам не скучно без флейты и скрипки?

Я готов обратить пожеланье в мольбу:

Постарайтесь избегнуть ошибки.

Полонез превосходен, прелестен этюд,

Безусловно, прекрасна мазурка,

Но от вас и во Франции большего ждут,

И в тяжелых снегах Петербурга.

Фредерик улыбается. Он не взбешён,

Не смущён, не сердит, не расстроен.

В этих увещеваниях есть свой резон,

Его старый учитель достоин

Уважения. Вот и Мицкевич к нему

Подходил с тем же самым советом.

Он напишет ноктюрн и приложит к письму —

И ноктюрн будет лучшим ответом.

 

Письмо

Безумное по почте электронной

Пришло письмо. Как если бы невроз

Надиктовал его характер тёмный:

Вопрос, вопрос, вопрос, вопрос, вопрос.

Что значат вопросительные знаки

И что на них могу ответить я?

Тем более что я и сам во мраке

Земного пребываю бытия.

Приятель мой далекий, установку

Смени, вот куст, вот облако, вот сад.

Попробуй взять другую кодировку,

Систему поменять координат.

Смотрю на вопросительную стаю.

Что делать? Где-то ж должен быть ответ.

Как сказано у Чехова? — Не знаю.

По совести, не знаю, Катя. Нет.

 

*     *

 *

Переодеваний не любил,

Театральных игр и маскарадов,

Ни румян, ни сажи, ни белил,

Девичьих на мальчиках нарядов,

Пиджаков на девичьих плечах,

Колпаков картонных и бумажных,

Рук в перчатках, танцев при свечах;

Почему-то стыдно было, страшно.

А ещё доспехов и зеркал,

А ещё позёрства и притворства.

Потому я и не театрал,

Не упрямство это, не упорство,

А какой-то в самом деле страх,

В самом деле некая стыдливость,

Словно кто-то прячется впотьмах —

И боюсь попасть к нему в немилость.

 

Памяти А. М.

Сказал, что смерти не боится,

И показал мне револьвер,

Который может пригодиться.

Хотелось взять с него пример,

Грядущий ужас взять на мушку,

В глубоком ящике стола

Держать такую же игрушку:

Спустил курок — и все дела!

О, наши тайные влеченья,

Свободный выбор и расчёт!

Он умирал в больших мученьях.

В какую тьму душа зайдет

И на смертельной той тропинке

Её коснется чье крыло?

А то, что он на чёрном рынке

Купил, ему не подошло.

 

*     *

 *

В вечернем солнце медно-красный

Сосновый лес, плавильный жар,

Знакомый с детства, безотказный

Смолистый дух и скипидар.

Как будто в свете знаний новых

И нестареющих идей

Открыто райских, стометровых,

Лучисто-ярких сто дверей.

Я верю с детства в это чудо,

Однажды вечером оно

Ко мне придвинулось оттуда,

Где было пламя зажжено.

И обещало этой жизни

Поддержку высвеченной, той,

И поэтические мысли,

И пенье строчки стиховой.

Поэт рождается в мгновенья

Такого яркого огня,

И все мои стихотворенья

Уже глядели на меня.

Уже замыслены, напеты,

И надо только взрослым стать,

Проникнуть в тайны и заветы,

Чтоб их из пламени достать.

 

*     *

 *

Уже на дачах кое-где огни

Зажгли, как будто звёзды зажигают

Здесь, на земле, а к полночи они

На небеса выходят, там мигают,

Но разговоры помнят за столом,

И шкаф в углу, и чайную посуду,

И чей-то взгляд, прельщённый мотыльком, —

Как не причислить сумрачного к чуду?

Им, звёздам, скучно было бы без тех,

Кто нажимал рукой на выключатель,

Включая свет, им нужен громкий смех

И тихий вздох, им нужен наблюдатель,

И здешней жизнью звёзды дорожат,

Беря детей и взрослых под защиту,

Над ней, как над сокровищем, дрожат,

Не выпуская смертную из виду.

 

*     *

 *

Ещё дороги наши русские,

Туманы в средней полосе

Влекут подъемами и спусками,

Нет только шелестов в овсе.

Того усатого,