Что быть могло волною
Бак Дмитрий Петрович родился в 1961 году в городе Елизове Камчатской области. Окончил филологический факультет Черновицкого университета, кандидат филологических наук. Преподавал в Кемеровском университете. С 1991 года в Москве, профессор Российского государственного гуманитарного университета. Специалист в области истории русской классической литературы и литературной критики, современной русской поэзии и прозы, истории отечественного образования. Занимается изучением творческого наследия поэта Арсения Тарковского (подготовка полного научного издания оригинальных стихотворений). Автор многих научных и литературно-критических публикаций. В "Новом мире" со стихами выступает впервые.
В подборке сохранена авторская пунктуация.
* *
*
…любезная, я бы и рад написать все как есть, однако простыми словами трудно передать необходимое и желаемое. Поэтому позвольте прибегнуть к непростым словам, а именно — к рифмованным. Они занимают меня издавна, однако — чем далее, тем с большей ясностью — я понимаю невозможность того, что прежде принято было называть (простите!)
поэтическим высказыванием
. Дело даже не в том, что, по Георгию Иванову, …
я больше не имею власти Соединить в творении одном прекрасного разрозненные части.
Не только прекрасное как предмет описания поставлено под сомнение, но — сама речь, единство слова и произносящего. Абсолютно всё вроде бы уже сказано и написано, все возможности словоговорения и стихописания использованы. Хочется даже сказать, все
опции
, чтобы полнее была аналогия с каким-нибудь красующимся на витрине супергаджетом, прибором, который умеет делать абсолютно все. Даже то, что никому не нужно. И то, о чем никто никогда не узнает. Усталость словесного металла: чересчур много мастеровитых стихов, написанных без изъяна, но — кроме собственной уместности — ни о чем не говорящих.
Любезная Аасо, выскажу Вам свою заветную мысль. Вот Некрасов в 1850 году пишет, что более уже невозможно сочинять стихи подобно Пушкину. Слишком отделал, разработал автор «Онегина» и «Годунова» великорусский язык:
радость
неизбежно влечет за собою
младость
, а там недалеко и до
сладости
… Эта ситуация повторяется, и она многократно усугублена технологическим шумом времени. Любое слово влечет за собой… любое другое. Все фразы равновелики, поскольку принадлежат всем и никому. Жгучий глагол пророка, стилистический изыск, брутальная
новая искренность
, наивный вскрик интернет-графомана — все слышится и воспринимается в перспективе тотальной авторской свободы, давно обернувшейся чередою трюизмов. Что ж поделать, любезная, как поступить?
Для себя я нашел выход в особой интонации, призванной уберечь, сохранить при мне самое главное. Я желал бы сказать очень многое.
Я не хочу говорить ничего прозрачного для других — даже для Вас, бесценная. Вместе со словами необходимо сочинить их автора. Чем случайнее он придуман, тем вернее соответствуют его взгляды моему собственному затаенному от всех зрению. Вы увидите: я не просто стараюсь писать стихи
в тетрадь другому человеку,
но порою перехожу на иной язык, для меня равновеликий русскому. Смотрите, в этих случаях я пытаюсь прояснить, как все это звучало бы по-русски. Впрочем, с таким же успехом я мог бы объяснять и русские тексты. Говорить, что, дескать, это написано о боли, а это — о предчувствии отцовства… Всякое пояснение добавило бы фактов, но привело бы к расплескиванию смыслов,
нарушению воли
говорящего. Так что читайте как есть, моя милая.
Со всегдашним преклонением
Д. Б.
Диптих
I
исправленному верить: где-то, где
на дне воды — что быть могло волною —
упрямо изогнувшись, крутизною
соперничает с валом, — быть беде
или не быть: собой, чужим, но де-
романтизации не скрою:
покрой из моды вон; теперь второе:
достали те, те, те и те, те, те!
в сердечной простоте ни слова и
ни сна ни жала мудрыя змеи;
и празднословный и лукавый замер,
ест поедом сознанье, — поезд, в путь
едва нацелив рельсы, сердце залил
седою ртутью — вспять не повернуть
22 июля 2009
II
життя спинилося iпроти
нема нiчого та проте
дарма очiкувати доти
як зiйде зiр мов сонце де-
романтизацiя до краю
дiйшла щовечора коли
здавалося що я не знаю
про себе зайвого з iмли
напiвзануреної в безлiч
даремних спогадiв вночi
надiйде розмаїта немiч
якби ви знали паничi
про цiпорозумiння хоч не-
сподiванiале сумнiй
доречнiта яскраво точнi
мов згадки пiвстолiтнiнi
менiне ббайдуже нiвроку
стомилася не спочивать
миттєвiзустрiчiта кроки
позаду чую не лiтать
[1]
25 — 27 липня 2009
Львiв — Москва
* *
*
в это цветное лето
все чаще думаю о смерти,
которой и на свете нет —
если верить Тарковскому;
нет её обо мне, есть обо всех, кого нет,
и это отсутствие смерти обо мне
в нашем горячем дне
и есть смерть
сколько еще приливов и отливов
отчаянной надежды
будет,
за каждым из них освобождающее
притупление чувства конца,
благодаря тысяче причин:
вот и родители живы,
и много людей на свете старше меня
и
и
26 июля 2008
* *
*
только те впечатленья, когда
до поры неокрепшее око
видит то, что потом ненароком
(и нароком) не выйдет отдать
в фотошоп нестареющий, — да
и не стоит — так мнилось вначале:
полегчает и вдруг за плечами
переметная злая звезда
пересветит косыми лучами
угол дома напротив и чайник —
отступающий в вечность солдат, —
Усиевича ул., кофе мокко,
спирт рояль, перекрестие дат —
белый Липкин идет одиноко…
5 октября 2008
Военные сборы.
(Костополь Ровенской обл. 1983)
двойная бухгалтерия угла
прямого, но на самом деле вовсе
не такового, а со сгибом в торсе —
двойная геометрия крыла
сошла на нет, как шангри-ла, была
еще вчера точёная, как морзе, —
замером штрихпунктирным зуммер в прозе
звенел и замер в рифму пел дотла;
как это близко: вёрст не рассмотреть, —
полней наполовину, в четверть, в треть
величины нормальной, без причины,
без меры увеличены в строю
стоят приотворённые мужчины
и молча любят родину свою
11 января 2010
* *
*
что ж ни слова в простоте той
что когда-то добела
раскалила профиль этой
алой родины дотла
где игла вонзилась в тело
леденелое пока
не вошла как в мяту