Самому старшему — Аввакуму — исполнилось тогда лет двенадцать. Он помогал матери пестовать сестер и братьев: Григория, Кузьму, Герасима, Евфимия, рано узнал тяжкий крестьянский труд.

Период нравственного становления Аввакума просматривается сквозь толщу лет весьма смутно, но именно в юношеские годы он познакомился почти со всеми главными действующими лицами исторической драмы, название которой известно очень широко.

Это раскол.

И согласно прописям, по которым развивается драматическое действо, в первом акте завязывается узел интриги, ради чего действующие лица собираются в одном месте. Этим местом оказался клочок земли, лежащий на юго-востоке от Нижнего Новгорода и ограниченный на юге селом Вельдемановым, а на востоке — монастырем Макария Желтоводского, у стен которого тогда же учредилась царским указом знаменитая на всю Русь Макарьевская ярмарка.

Григорово находилось всего верстах в пятнадцати от большого мордовского села Вельдеманова, принадлежавшего стольнику Григорию Зюзину, и именно там в семье крестьянина Мины родился сын Никита, будущий противник Аввакума.

Это удивительное совпадение.

«Простолюдин есмь», — отвечал юный Никита Минин на вопрос о своем происхождении. Но ему предстояла блистательная будущность. Став в иночестве Никоном, он взошел под этим именем на патриарший престол.

По преданию некий мордовский волхв, потрясая палицей, предрек ему у лесного капища: «Ты будешь государь великий!» Такие предсказания глубоко западали в душу, но пока честолюбивому отроку жилось несладко под гнетом злой мачехи, и он часто сбегал от нее в Макарьев монастырь, где овладевал книжной премудростью и удивлял даже монахов силой духа и упорством в совершении монастырских подвигов.

Монахи не жалели ни книг, ни поучений для способных юношей, тянувшихся сюда со всей округи. Часто наведывался в монастырь и Аввакум и, верно, встречался с Никитой Мининым, хотя тот был много старше. Во всяком случае, впоследствии, приходя в неистовство от одного имени Никона, он вспоминал: «Я Никона знаю — недалеко от моей родины родился, между Мурашкина и Лыскова, в деревне; отец у него черемисин, а мать русалка, Минька да Манька, а он, Никитка, колдун учинился, да баб блудить научился, да в Желтоводском монастыре с книгою поводился…»

Никита Минин остался в монастыре, где жадно поглощал книги, исподволь готовя себя к великой роли. Грамоте же он выучился еще мальчонкой у священника села Колычева, почтенного отца Ивана, сын которого стал епископом коломенским Павлом и был сожжен по приказанию подросшего Никитки, непреклонного патриарха Никона. Совпадений становится все больше…

На сестре Павла Коломенского был женат молодой человек, который стал митрополитом суздальским Иларионом. Он был сыном священника Анании из ближнего села Кирикова. В разное время учениками и духовными детьми Анании были все тот же Никитка Минин и будущий протопоп Иван Неронов, ставшие смертельными врагами. И еще с одним Иларионом часто встречался юный Аввакум. Стал этот Иларион попом в большом селе Лысково, раскинувшемся на холмах против Макария, потом игуменом этого монастыря и, наконец, митрополитом рязанским. Это к нему, врагу своему, обращался впоследствии Аввакум со словами: «А ты кто?.. Яковлевич, попенок!.. Недостоин век твой весь Макарьевского монастыря единой ночи. Помнишь ли, как на каморах^[9] тех стаивано на молитве?»

В Макарьеве же принял монашество будущий покровитель Аввакума, архиепископ сибирский и тобольский Симеон.

Откуда-то из Нижегородских пределов вышел и еще один покровитель Аввакума — духовник царя Алексея Михайловича благовещенский протопоп Стефан Вонифатьев…

В этом пока запутанном клубке дружеских и родственных связей нас поражает одно — сколько же вышло высших сановников русской церкви из крохотного уголка необъятного царства! Правда, все они, кроме Никона, были поповичи. Но не это послужило толчком к их возвышению…

Все они встречались в Макарьевском монастыре, где было, очевидно, неплохое собрание рукописных и печатных книг. Округу, в которой находились их села, можно было обойти пешим ходом за один день. И, верно, они беседовали и спорили друг с другом, обменивались книгами. Так под сенью Макарьевского монастыря постепенно создавался кружок, в котором подрастали молодые люди — развитые, начитанные и честолюбивые. Они не были по рождению дворянами и могли сделать только духовную карьеру. Годам к двадцати с небольшим каждый из них становился священником, религиозный пыл увлекал их в монастыри, где они выгодно выделялись среди полуграмотной монастырской братии, и путь в игумены, а потом и в епископы был открыт.

В дни юности Аввакума еще ничто не предвещало будущих раздоров.

Возмужавшего Никиту Минина родственники вытребовали из монастыря в мир, заставили жениться, а там жители одного из соседних сел выбрали двадцатилетнего парня в священники. Талант и страстность быстро выделили его среди прочих попов, и вскоре заезжие купцы, познакомившись с Никитой на Макарьевской ярмарке, сманили его в Москву…

Подрастал и Аввакум. В семнадцать лет мать его женила на четырнадцатилетней сироте Анастасии. Пока жив был отец девушки кузнец Марко, дом их считался зажиточным. Потом пришла бедность. Матери Аввакума сирота приглянулась своей набожностью и трудолюбием. Как оказалось, Настасья заглядывалась на юношу и мечтала о нем и прежде, так как он, видно, был пригож и статен.

Так в жизнь Аввакума вошла Анастасия Марковна, замечательная русская женщина, прошедшая рука об руку с ним через все мытарства и родившая ему девять детей.

Вскоре умерла мать Аввакума. Почувствовав приближение смерти, она постриглась в ближайшем монастыре, приняв имя Марфы.

И тотчас на молодоженов, обремененных полудюжиной меньших Аввакумовых братьев и сестер, обрушилась беда. Дом священника принадлежал общине. Пока была жива мать, семью не решались выселить. Но строптивый Аввакум не очень ладил с «соплеменниками», которые вынудили его переселиться в другое место.

В двадцать один год он уже стал дьяконом, а в двадцать три — священником в селе Лопатищи. Он по-прежнему крестьянствовал, помогали ему братья. Тогда же увидел свет его первенец Иван.

«Поставлен в попы» Аввакум был весьма просто. Собрались прихожане, выбрали его, как могли выбрать любого из своей среды, и поручились особой записью, что он «человек добрый, святое писание знает и не бражник». Явился он к архиерею вместе с другими кандидатами в священники, и каждый из них держал в руке прошение. Архиерей вышел с книгой и стал ее давать читать по очереди каждому кандидату. Кто читал плохо, того он