Полночь самое подходящее время, подумала она. Уйти в такой поздний час, а потом вернуться будет нетрудно. Она часто возвращалась сюда ночью, даже когда собиралась ночевать у себя и уходила с вечера. Охранник хорошо ее знает, и ему даже в голову не придет допрашивать ее. И на ее чемоданчик он вряд ли обратит внимание. Мисс Феллоуз прорепетировала, как она скажет: «Игры для мальчика» и спокойно улыбнется.

Игры для мальчика? Это ночью-то?

Но кто в ней усомнится? Всем известно, что она живет одним только Тимми. Если она среди ночи несет ему какие-то игры — значит, так и надо. С чего охраннику беспокоиться?

Он и вправду не стал беспокоиться.

— Добрый вечер, мисс Феллоуз. Большой день сегодня, а?

— Да, большой день. Тут игры для мальчика, — она взмахнула чемоданчиком и улыбнулась, проходя через барьер безопасности.

Тимми еще не спал, когда она вошла в кукольный домик.

— Мисс Феллоуз, мисс Феллоуз...

Она изо всех сил старалась вести себя нормально, чтобы не напугать его. Тимми спал? Немножко, сказал мальчик. Ему приснился всегдашний сон и разбудил его. Мисс Феллоуз немного посидела с ним, расспросила про сон, а Тимми огорченно спрашивал ее про Джерри. Она заставляла себя быть терпеливой. Кто заподозрит ее? Она имеет полное право здесь находиться. И мало кто увидит, как она будет уходить, и никто не спросит, что за сверток она несет. Тимми будет вести себя тихо, и дело будет сделано. А когда оно будет сделано, обратно уже ничего не вернешь. Ее оставят в покое. Их обоих оставят в покое. Даже если от того, что она сделает, погаснет электричество во всех шести округах, потом уже незачем будет возвращать Тимми обратно.

Она открыла чемоданчик.

И достала пальтишко, вязаную шапочку с ушами и все остальное.

Тимми спросил, растерянно и даже боязливо.

— Зачем вы на меня это надеваете, мисс Феллоуз?

— Хочу вывести тебя наружу, Тимми, чтобы ты увидел то, что тебе только снилось.

— Наружу? — он просиял, но в глазах был и страх.

— Не надо бояться. Ведь ты со мной. Ты не будешь бояться, пока ты со мной, правда, Тимми?

— Не буду, мисс Феллоуз. — Он прижался к ней своей бесформенной головенкой, и она, обняв его, ощутила, как стучит его сердце.

Она взяла мальчика на руки, отключила сигнализацию, тихонько открыла дверь.

И вскрикнула.

На пороге, прямо перед ней, стоял Джералд Хоскинс.

55

С ним было еще двое мужчин. Хоскинс уставился на мисс Феллоуз, не менее пораженный, чем она.

Мисс Феллоуз опомнилась первая и попыталась проскочить мимо него в коридор, но даже мгновенное замешательство позволило Хоскинсу ее удержать. Он сгреб ее и швырнул обратно в пузырь, прямо на комод. Сделал двум сопровождающим знак войти и устремил на нее тяжелый взгляд, загораживая дверь.

— Не ожидал от вас. Вы что, окончательно свихнулись?

Мисс Феллоуз, вовремя выставив плечо, уберегла Тимми от удара и теперь стояла, прижав мальчика к себе и с вызовом глядя на Хоскинса. Но когда она заговорила, в ее голосе звучал не вызов, а мольба:

— Ну что такого случится, если я вынесу его, доктор Хоскинс? Неужели потеря энергии значит больше, чем человеческая жизнь?

Хоскинс кивнул сопровождающим, и они стали по бокам мисс Феллоуз, готовые остановить ее, если понадобится. Потом подошел и забрал у нее Тимми.

— Из-за того, что вы собирались сделать, отключится электричество на участке огромного размера. Весь город назавтра выйдет из строя. Станут компьютеры, перестанет работать сигнализация, сотрутся массивы информации и мало ли что еще. На нас обрушатся тысячи судебных исков. Нам это обойдется в миллионы, да что там миллионы — тут пахнет банкротством. В любом случае «Стасис текнолоджиз» ждут страшные убытки и полный крах в глазах общественности. Что скажут люди, когда узнают, что всему виной сентиментальная няня, потерявшая голову из-за мальчика-обезьяны?

— Обезьяны! — в бессильном гневе повторила мисс Феллоуз.

— Вы же знаете, что так его называют репортеры, и публика считает его именно таким. Им не понять, что такое неандерталец на самом деле. Никогда они этого не поймут.

Один из сопровождавших Хоскинса вышел наружу, вернулся и стал протягивать нейлоновый шнур в скобы, помещенные вверху на стене.

Мисс Феллоуз ахнула, вспомнив шнур, привязанный к рычагу у той камеры, где когда-то лежал камень профессора Адамевского.

— Нет! — крикнула она. — Вы не сделаете этого!

Хоскинс опустил Тимми на пол и осторожно снял с него пальтишко.

— Постой-ка тут, Тимми. С тобой ничего не случится. Мы только выйдем на минутку, и все. Ладно?

Тимми, белый как мел, безмолвно кивнул.

Хоскинс вытолкал мисс Феллоуз из кукольного домика. У нее не было сил сопротивляться. Она тупо смотрела на красный рубильник у входа. Странно, как она не замечала его раньше, •не сознавала его значения.

Меч палача, подумала она.

— Простите, мисс Феллоуз, — говорил Хоскинс. — Я избавил бы вас от этого, если бы мог. Я нарочно назначил операцию на полночь, чтобы вы узнали о ней, когда уже все будет кончено.

— Вы это сделали потому, что вашего сына поранили, — устало прошептала она. — А ведь это Джерри довел Тимми до того, что тот набросился на него.

— Случай с Джерри тут ни при чем.

— Я другого мнения, — ледяным тоном сказала мисс Феллоуз.

— Я говорю правду, поверьте. Я понимаю, что виноват был Джерри. Ну, может быть, этот случай немного и ускорил дело. Слухи о нем просочились наружу. Как могло быть иначе, если сегодня здесь так и кишели репортеры. Теперь мы услышим и про недосмотр, и про дикого неандертальца, и разную прочую чушь, которая только испортит впечатление от нашего успешного эксперимента. Лучше уж покончить с неандертальским проектом немедленно. Тимми все равно скоро бы нас покинул. Лучше отправить его сегодня же и тем лишить поживы любителей сенсаций.

— Это ведь не камень обратно швырнуть. Вы убиваете человека.

— Нет, не убиваем. Нет оснований считать, что обратный рейс опасен. Тимми очутится примерно на том же месте, откуда мы его взяли, примерно десять недель спустя с момента своего исчезновения — плюс минус пара недель, учитывая энтропический сдвиг и прочие тонкости. Он даже ничего не почувствует. Просто вернется домой — маленький неандерталец вернется в неандертальский мир. Он больше не будет ни затворником, ни чужаком. Сможет снова жить на свободе.

— Сможет ли? Ему от силы семь лет, он привык, что о нем заботятся, кормят, одевают, что у него есть крыша над головой. А теперь он окажется один в ледниковом веке. Вы не подумали о том, что племя за десять недель могло и откочевать? Они ведь не сидят на месте — они следуют за дичью, идут своей