Олег Блоцкий На войну за бабьим счастьем…

Во все времена, на протяжении десятков веков, маркитантки и обездоленные женщины, лишившиеся крова из-за войны, шли за военными обозами. Так, в принципе, случилось и в Афгане.

Все-таки не могла единственная воюющая сороковая армия миллионных Советских вооруженных сил обойтись без женщин. Требовались — медсестры, врачи, секретари-машинистки, телефонистки, товароведы, продавщицы, парикмахеры, кастелянши в офицерских общежитиях, повара, официантки, и так далее, и тому подобное. Всех их набирали через районные военкоматы.

И через некоторое время становились женщины после затяжной процедуры оформления всех «надлежащих документов», проходя многочисленные необходимые комиссии, служащими Советской Армии или, как их обычно называли — вольнонаемными, «вольняжками». Женщины должны были быть здоровы, не судимы, и на всех них распространялось общее правило — они должны были быть не замужем.

Практически все наемницы, вербуясь в те времена в Советскую армию служащими, предпочитали сытым Германиям, Венгриям, Чехословакиям, и не очень зажиточным, но таким же спокойным Монголиям и Польшам, где дислоцировались советские части, — АФГАН. По Союзу среди разведенок ходила упорная молва, почти превратившись в легенду и обросшая многочисленными историями, что там с замужеством — ОТ-ЛИЧ-НО.

Холостячки прилетали в Кабул. Их было мало — крохотная разноцветная капелька в бескрайнем море загоревших, жилистых и крепких мужчин. Прямо у рамп самолетов случайные попутчики окружали женщин заботой и вниманием. Провожали на пересыльный пункт, «пересылку», что находилась рядом. Вещи заботливо подносили. Участливо наставляли.

Красивейших и покладистых придирчивые и всеведущие кадровики, ориентируясь на «дружеские пожелания» всякого рода начальников, оставляли в «столице сороковой» — Кабуле. Остальных — выбракованных или непокорных, какие резко обрывали невиданную ранее унизительную процедуру «заполнения ваканта штатного расписания», сопровождаемую настолько сальными намеками-предложениями, что двусмысленной она никак не казалась, а больше походила на отбор невольниц или же девок-крепостных для барской утехи, — ссылали в провинции страны, где стояли бригады, дивизии, отдельные полки. Там тоже не обходилось без «сита». Неподошедшие скатывались ниже — в отдельные батальоны, где женщины всегда были желанны, в любой час суток.

Благодатными, в смысле «наличия бабья», считались у советских (и не только для них) места, где были развернуты полевые медсанбаты и госпитали, что значительно увеличивало количество «прекрасной половины гарнизонов». Настоящими «залежами в женском вопросе» являлись, безусловно, Кабул, Баграм, Кундуз, Шинданд, Хайратон, Кандагар, Джелалабад. Именно туда, как мотыльки на огонь, стягивались затюканные и задолбанные войной офицеры не только из близлежащих модулей и палаток, но и с далеких застав, маленькими крепостцами застывших по всем дорогам, которые соединяли советские части, укрепившиеся в разных частях Афганистана. Женщинам было из кого выбирать. Поле деятельности — шире пяти океанов.

Но все женщины, абсолютно не выказывая этого, страстно мечтали найти мужа. Однажды все на той же «пересылке» бывалая «афганка» наставляла двух только-только сошедших с самолета женщин: «Проситесь в энский гарнизон. Там за четыре месяца три свадьбы сыграли!» У новеньких горели глаза, а руки возбужденно и радостно теребили платочки.

Полюбив мужика, усматривая в их отношениях истинную любовь (или уверив себя в подобном), женщина готова была стать его наложницей и на все пойти ради этой мнимой или настоящей любви. Разочарование оказывалось подобно смерти. Влюбленные преображались: мигом дурнели, постоянно рыдали, все валилось из их рук. Некоторые кончали жизнь самоубийством, от других беду удавалось отвести.

Иные женщины были верны даже в самой безответной любви. Без памяти втрескавшись в какого-нибудь разудалого, бесшабашного командира взвода или роты, они отвергали другие ухаживания, даже если исходили они от высокого начальства. Последние жестоко мстили, вплоть до ссылки одного из влюбленных куда-либо ниже в совсем уже глухие, дикие и опасные места, каких в Афгане было предостаточно. Как правило, в первую очередь избавлялись от офицера.

А женщины все так же продолжали любить своих лейтенантов и капитанов, хотя знали, что женами не станут никогда, потому что в Союзе у их любимых дети и жены. И вот в такой ситуации во всю необъятную ширь — великий русский женский характер: отлюблю, а там будь что будет; хоть сейчас он мой и никому его не отдам.

Так и не выйдя замуж, некоторые женщины возвращались домой, и рожали детей, зачатых в Афгане от любимых мужчин. Небольшая женская колония, которая никогда не бывала сплоченной, и которую вечно раздирали скандалы и взаимная ненависть, узнавая об этом, коллективно радовалась и дружно скидывалась на подарки.

В Афгане все молодые женщины, независимо от возраста и вероятных перспектив на дальнейшую жизнь в замужестве, покупали детские вещи: распашонки, рубашонки, штанишки, пинетки, — с чем собственно в Союзе был вечный дефицит. Высокие цены совершенно не останавливали подобный женский порыв. Окружающим же объясняли свои приобретения просьбами якобы сестры, родственницы, подруги, знакомых. Но почему-то не спешили такие покупки побыстрее передать с оказией в Союз, а держали их в чемоданах, и любили подолгу рассматривать, раскладывая на кроватях, когда выпадало время побыть в комнате одним.

«Афганки» задолго до отпуска начинали готовить сувениры родным. Себе отказывали, обязательно полчемодана набивая сувенирами. Покупали даже югославские леденцы. «Пусть племяши поедят, а то никогда такого не видели!» Самая распоследняя жмотина, ведущая строгий учет каждому чеку — денежному знаку советских в Афганистане — покупала гостинцы всей родне, никого не обделяя вниманием.

Женщины были отзывчивы. Сутками не отходили от постелей тяжелораненых. Они выхаживали их, как своих грудных детей, и бились в истерике, когда ребята умирали.

Многие женщины были храбры.

Однажды колонну в упор убивали под Кабулом. Пылало несколько бензовозов. Раненные лежали посреди дороги. Огонь был настолько жестокий и прицельный, что штабной, возглавлявший колонну, не выдержал, дрогнул и бежал с поля боя на бронетранспортере, лишая тем самым ребят дополнительной огневой мощи.

Парни лежали под колесами грузовиков, отстреливались, землю жрали от бессилия и того, что спрятаться некуда. Страшно было с места сдвинуться. А в это время между