колоссальных по своей численности и уровню пассионарности масс людей в хаос, после чего неизбежной станет экспансия «разогретой» геополитической «дуги нестабильности» на восток, против Китая, и на север — в постсоветскую Центральную Азию, Казахстан, российское Поволжье и Западную Сибирь. Влияние этих процессов на Северном Кавказе сказывается на протяжении уже двух десятилетий.

Таким образом, арабские «революции» — лишь один из этапов глобальной трансформации, ее, если можно так выразиться, подготовительный этап.

Не углубляясь в геополитические детали, отметим лишь то, что для общественности сейчас является очевидным, но еще в начале 1990-х годов, на Рубиконе распада Советского Союза, осознавалось лишь узким кругом специалистов. А именно: выйдя из послевоенной стадии развития, мир вступил не в пресловутую вселенскую «нирвану» всеобщего братства и процветания, а в следующую стадию — предвоенную. И продолжает стремительно двигаться к новой глобальной катастрофе, приближение которой заглушается здравицами в честь всеобщего торжества «глобализации» и ее составляющих — «демократии», «прав человека», «прав меньшинств», «гражданского общества», «рыночной экономики», «федерализма» и т. д.

С глубоким сожалением приходится констатировать, что в авангарде прикрывающей этот тренд идеологической кампании, все более походящей на пир во время чумы или пляску на костях человечества, находится значительная часть российского правящего класса, назвать которую элитой будет сильным преувеличением. Дело в том, что главными функциями элиты являются стратегическое планирование и управление. В случае, если элита самостоятельна и суверенна, эти функции задаются и осуществляются изнутри страны в ее национальных интересах. Если же элита или определенная, влиятельная ее часть по тем или иным причинам контролируется зарубежными центрами влияния, то управленческие решения, принимаемые национально-государственными институтами, согласовываются или их проекты просто получаются извне в виде «руководящих указаний», облеченных в форму специфических рекомендаций.

Проиллюстрируем этот тезис регулярными «предложениями», направлявшимися во второй половине 1990-х годов первому вице-премьеру российского правительства А. Б. Чубайсу первым заместителем министра финансов США, впоследствии министром Л. Саммерсом. Представляя собой, по сути, ультимативные требования по формированию российского бюджета и налоговой системы, расчленению и приватизации естественных монополий, эти рекомендации неизменно начинались со слов «Дорогой Анатолий!»³.

Продолжением этой иллюстрации служит продвижение администрацией Обамы на должность первого заместителя директора-распорядителя Международного валютного фонда (МВФ) старшего советника президента по вопросам мировой экономики Д. Липтона, ранее работавшего в ряде глобально-олигархических структур. В середине 1990-х годов он являлся советником по развитию международной экономической политики в правительстве России и, представляя тогдашнего президента У. Клинтона (sic!), курировал реформы, которые проводил Чубайс⁴.

Таким образом, несамостоятельность российской «реформаторской» элиты проявилась в повешенных ею не столько на себя, сколько на страну обязательствах, сделавших Россию зависимой от Запада и фактически поставивших ее в положение объекта, управляемого извне. Тот же Чубайс, как свидетельствует ряд источников, был возвращен в российское правительство после отставки 1996 года по прямому указанию из Вашингтона, в качестве одного из условий выдачи нашей стране трехлетнего займа МВФ⁵. В настоящее время он является членом совета директоров глобального банка «J. P. Morgan Chase», объединяющего финансовые империи Морганов и Рокфеллеров, а также Бильдербергского клуба — влиятельного объединения американской и европейской элит.

На протяжении длительного времени сохраняется в неприкосновенности монетаристский курс, при котором нефтяные и газовые доходы федерального бюджета России, вместо того чтобы инвестироваться в экономику, «стерилизуются» и идут на покупку ценных бумаг США. Отечественной же промышленности остается и дальше ориентироваться на маскируемые под «инвестиции» иностранные заимствования. Причем это продолжает происходить, несмотря на печальный и памятный опыт конца 2008 года, когда спасение крупнейших промышленных предприятий от поглощения «инвесторами» и кредиторами едва не опустошило государственную казну.

В чем бы нас ни пытались убедить с высоких трибун, но это — формула внешнего управления.

В безудержном стремлении интегрироваться в Европу, несмотря на очевидную пагубность и противоречие этой затеи всему нашему историческому опыту и цивилизационному укладу, российский правящий класс продолжает терять собственное достоинство и унижать страну, наглядно демонстрируя справедливость вывода, высказанного в XIX веке видным мыслителем Н. Я. Данилевским: «Европейничанье — болезнь русской жизни».

В том же самом направлении движется и большая часть современных научных исследований. Проявляется это в деградирующей однобокости самой постановки научных проблем, в которой, прошу прощения за невольную тавтологию, проблемность как таковая отсутствует.

Например, вот выдержка из труда, подготовленного авторским коллективом Института Европы РАН. «Сегодня, как и десятилетия, и столетия назад, мы снова стоим перед вопросом: кто мы? Россия — это Европа, или не совсем Европа («другая Европа»), или вообще нечто настолько своеобразное и самодостаточное, что применение к ней географических понятий просто не имеет никакого смысла? Позиция авторского коллектива в этом вечном вопросе однозначна. Цивилизационно Россия остается частью Европы <...>»⁶. Показательно: сделав уже во введении окончательный, хотя и путаный вывод по главному вопросу, ответа на который следовало бы ожидать не раньше заключения, авторы даже не задумались о том, что тем самым они отодвинули этот «вечный вопрос» в будущее, вновь переложив его на плечи потомков. Либо вообще сняли его с повестки дня — в случае, если очередного глобального военнополитического кризиса, к которому катится мир, Россия не переживет. Так уже случилось в 1917 году, когда страна, обрушенная геостратегическими и внутриполитическими просчетами и предательством правящей элиты, усугублявшимся падением монархии, спаслась, зацепившись за контрэлитный большевистский крюк, считавшийся маргинальным, но оказавшийся единственной сохранившейся на российских просторах державной