Ефремович не ограничился только тем, что услышал от командиров корпусов и увидел сам с их НП. Он рвался в окопы, на передний край, хотя, по правде говоря, делать там ему было нечего. Отговорить его от этого не удавалось» (там же. С. 209). Вот те на! Ворошилов, оказывается, не скрывался в тылу, а рвался на передовую! А остальные его отговаривали: «Ведь ты — не батальонный разведчик, ты — штабной работник».

Не помогло.

«— Никогда под пулями не кланялся и врага не боялся, — парировал он все наши выводы. — А если кто считает, что там и без нас обойдутся, может со мной не ходить.

После этого попробуй задержаться на НП или в штабе» (там же).

Так вот каким был Климент Ефремович!

А я уж о нем плохо подумал, Суворова-Резуна почитавши.

Ай, как мне стыдно теперь!

Но все же почитаю дальше — может, Ворошилов все-таки покажет себя любителем «уютных вагонов»?

«15 января спозаранок отправились смотреть захваченные морским десантом высоты.

В тот день вражеская артиллерия буквально неистовствовала. К вечеру, когда мы находились у Петрова, ею была разрушена и землянка Климента Ефремовича, при этом погиб стоящий у входа часовой» (там же. С. 219–220).

Читая эти строки, я стал от стыда пунцовым. Так, наверное, краснеют английские леди, когда в их присутствии упоминают про мужское белье. Ворошилов ползает по передовой, его землянку накрывает снарядом, а я через полвека лет посмел… осмелился… плохо про него подумать.

Прикрывая от смущения лицо книгой Штеменко, читаю дальше:

«Еще раз вернувшись к операции по освобождению Крыма, Сталин приказал вызвать в Ставку А. М. Василевского и К. Е. Ворошилова для окончательного решения всех вопросов по ее плану, а потом Клименту Ефремовичу поехать на главное направление к Ф. И. Толбухину и там, на месте, с участием Александра Михайловича, отработать взаимодействие войск» (там же. С. 221).

Вот те на! А я думал, что Ворошилов «после Питера» занимался только партизанским движением! А, оказывается, Сталин направил его «на главное направление»!

Из других книг видно, что Сталин отправлял Ворошилова на разные направления.

Н. Д. Воронов свидетельствует:

«В марте 1943 года я вместе с К. Е. Ворошиловым был послан на Волховский фронт. Этот фронт совместно с Ленинградским проводил как раз частичную операцию. Она подготавливалась в довольно сложных погодных условиях, на трудной местности и имела скорее отвлекающий характер.

Расположились мы с Ворошиловым в поезде члена Военного совета Волховского фронта…

К. Е. Ворошилов, а вместе с ним и я побывали в 55-й армии, которой командовал бывший артиллерист генерал В. П. Свиридов. Добрались даже до некоторых НП командиров стрелковых дивизий. Один из них, помнится, располагался на пятом этаже полуразрушенного дома, и оттуда хорошо просматривалась оборона противника».

Вот так окопался Ворошилов в тылу, в «уютных вагонах». Но вернемся к чтению Суворова-Резуна. Он продолжает гвоздить культурного маршала:

«Теперь вообразим грязного, голодного, заросшего командира партизанского отряда, который много дней путал следы по лесам и болотам, уводя свой отряд от карателей. И вот приказ: прибыть к барину Ворошилову. Целая операция: через фронт гонят самолет, кострами поляну означают, везут командира на Большую землю. И вот он в салон-вагоне: ковры, зеркала, полированное красное дерево, бронза сверкает, а за окном ветер ревет, мгла. Сладко выспавшийся, плотно поевший и обильно попивший Ворошилов вдали от фронта и карателей лично инструктирует…»

Читая этакое, любой читатель невольно тянет руку к кобуре. Туг партизан не евший, заросший, а Ворошилов — и выспался, и поел, и попил. А может, еще и побрился? Да он еще и книжки читал!.. Гад, короче.

Не хочу я больше про него читать.

Хорошо, что Суворов-Резун с той же злобой накидывается на его порученца — Хмельницкого. Тот занимался снабжением партизан.

«Не хочу плохого наговаривать, — пишет Суворов-Резун, — но из всех снабженческих должностей лучше всего заниматься снабжением партизан, по крайней мере недостачи не будет, материальные ценности тысячами тонн идут за линию фронта, бросают их в темноту и расписок в получении не требуют…»

Читаешь это, и невольно лезут в голову нехорошие мысли: материальные ценности преступно бросают в темноту и расписок не требуют… Неужели?..

Но Суворов-Резун ни на что такое не намекает. Он так и пишет: «Не хочу плохого наговаривать…» Суворов-Резун — честный, порядочный человек. Это уж мы сами, прости Господи, начали что-то думать — исключительно по своей собственной порочности.

Ну, к примеру, взрывчатку Хмельницкий себе оставлял. Мало ли дома какие взрывные работы придется вести. Улучшить планировку — одного ящика динамита может и не хватить. Патроны, радиостанции, винтовки — это все для дачи. Из винтовок можно частокол сделать. Из патронов — трубопроводец, из радиостанций — телевизор. Из трех радиостанций классный телевизор выходит, фирмы «Сименс»!..

Чтобы всего этого мы не подумали, Суворов-Резун продолжает «не хотеть плохого наговаривать»:

«Нашли работу и Хмельницкому — начальником выставки трофейного вооружения: дорогие заморские гости, посмотрите направо, посмотрите налево… Хотя это и экскурсовод может делать. Главное в другом: разрешил Сталин советскому солдату грабить Европу».

Я прямо вижу эту душераздирающую сцену — к сдавшемуся немецкому гарнизону подходит русский сержант и требует отдать дальнобойную пушку.

Немцы не отдают. Это любимая их пушка. Она хорошо их выручила под Харьковом.

«Пушка нужна не мне, а для выставки трофейного вооружения», — пытается по-доброму убедить их русский сержант.

Немцы — ни в какую. Немецкий фельдфебель с распущенными волосами выбегает из толпы, закрывает своим телом пушку и, раздирая на себе одежды, кричит: «Только через мой арийский труп! Эта пушка прошла со мной от Бреста до Москвы и обратно. Она мне как мать, дочь и сестра!»

Другие немцы берут за руки рыдающего фельдфебеля и, уводя его, укоризненно бросают сержанту-кровопийце: «Последнего лишаешь».

Сержант смущен:

«Не безоружными ведь оставляю. Вон у вас их сколько, фауст-патронов».

«Друга не отдают», — наставительно произносит пожилой фолькс-штурмовец. Он, как и старики всего мира, никогда не упустит случая поучить молодежь.

Сержант юношески краснеет:

«Ну, я тогда этот миномет заберу. Судя по его виду, вы из него по нам совсем немного стреляли»…

А потом Хмельницкий показывает миномет на выставке трофейного оружия!

Вот такую душераздирающую картину вижу я, читая Суворова-Резуна. Ограбил Хмельницкий Германию. Чтобы сделать выставку